Лоренца нам не надо. И Захариаса тем более. Мы сами с глазами.
Имеющий глаза – и так увидит. Знак. На самом верху внешней стены Староконного рынка, на две головы выше чудика-продавца кто-то намалевал спреем размашистое черно-синее граффити «ЧЕ НОМО ЕЦ или СМЕ ТЬ!».
Я пригляделся: на трех пропущенных Р налип снег. Почему этот одесский снег любит Р?
Не любит. Потому что одесский.
В любом случае, в отличие от русалки на груди «расклешенного» торговца, это настенное творение было свежим. Мне даже почудилось, что я чую запах…
Где-то там, в детстве А и Б сидели на трубе, а тут Ч и Е и Р и остальные слегка занесенные снегом, но все же читабельные, буквы призыва-угрозы «сидели» на штанге. На штанге футбольных ворот. Такая натуралистичная, круглая, слегка накренившаяся штанга и такие нахохленные острые буквы, от которых веяло отчаянием. Особенно от последнего слова, которое буквально придавило собой правый край штанги.
Не внушал оптимизма и нарисованный мартын, сидящий на союзе «или». Ему бы пересесть поближе к «ЧЕРНОМОРЦУ» – тогда б, возможно, и штанга выровнялась, и «СМЕРТЬ» бы так не выделялась. Вместо этого мартын, словно слетевший с логотипа ФК «Черноморец», плакал: нескупая такая слеза, размером с твой кулак скатывается по его щеке и вот-вот упадет на голову моржа.
Но он-то в чем виноват?
Почему фанаты «Черноморца» написали свое граффити именно на этом сегменте рыночной стены, перед которым тощий одессит старой закалки выставил на продажу Айвазовского, а до того укроазиат – свой крис?
В любом случае, интересная задумка: стена это ворота. Ворота это стена. Портал это ворота. А я – почти вратарь: повернув голову налево, я инстинктивно поднял руки, пытаясь поймать летящий в «девяточку» мяч. Ах, он уже в «девятке»? Нарисованный мяч не поймаешь и не отобьешь. Почему тогда никто не кричит: «Го-о-ол!»? 3:0 в пользу… Да какая там польза! Такая же, как от бегущей в едином порыве (и на одном месте) парочки физкультурников на значке моржа. Римская цифра III под ГТОшными девушкой и юношей сбивает с толку. Все равно, сколько бы их ни было, уже никто никуда не бежит.