Гришка уже обвязывал горловину мешка узлом. Скорее бы выбраться отсюда!
– Готово!
– И лом, кум, лом в узел просунь, а то потом тебя чёрте как в щель протаскивать…
Гришка вдел в узел лом и снова крикнул: «Готово!» Мешок быстро, рывками, поднялся вверх.
Мальчик Ганька тем временем, зажимая нос одной рукой, и держа факел в другой, заглянул в гроб. Спокойно осмотрев содержимое, он отложил факел на край, перегнулся внутрь, и двумя руками достал ржавый меч мёртвого скифа.
Мешок с золотом достиг потолка, там он остановился и долго висел, уперевшись в камень, пока Селиван освобождал его от лома, мешавшего ему пролезть в лаз. Сверху только слышалось:
– Сейчас… сейчас, родные… подождите.
Гришка вдруг подумал: «Да черт с ним, с ломом! Пусть бы валялся здесь. Главное – золото! Только он хотел сказать это, как Селиван уже смог ухватить лом и втащить его наверх. Следом за ломом в щели лаза исчез и мешок с золотом. Гришка и мальчик теперь стояли внизу и ждали, когда спустится верёвка. Через лаз видны несколько звёздочек.
– Кум! – крикнул Гришка, – давай быстрее, огонь уже гаснет, ни черта не видно будет!
Селиван, и вправду, что-то замешкался. На голос Гришки в щели показалась его тень. Он ничего не сказал.
Щель вдруг закрылась куском камня. Это был, видимо, тот камень, который они оттуда же и вытащили. Каменная крошка и пыль посыпались сверху.
– Э! Кум! Ты что делаешь?!.. – крикнул Гришка, и его последнее слово затихло до беззвучия – ужас оледенил его и сковал его горло. Он всё сразу понял! Всё понял! Последнее, что он понял в своей жизни! Ему – конец! Это теперь его могила! Селиван, сатана, обманул его. Он теперь задохнётся здесь, среди мертвецов, которых он ограбил, а золото отдал Селивану, который будет жить. Спазм горла прошёл, и Гришка пронзительно закричал:
– Своло-о-оч! А-а-а-а!..
А с ним заголосил и мальчик, невероятным, звериным рёвом, таким голосом, какого от него никто в жизни не слышал.
Они заживо замурованы в могиле, все ходы засыпаны, и Гришка только бессильно надеялся, что их вопль кто-то услышит сквозь толщу земли.
– Ори громче! – крикнул он мальчику. Мальчик то ли услышал его, то ли нет, но его ор сменил тембр, словно он запел другую песню. Разум обоих пленников был затуманен страхом, и они не соображали, что делают – орать прямо сейчас – это только коварного Селивана тешить, больше никто ночью в степи не услышит. Крики перепуганных людей ещё минут десять будоражили кости мертвецов – скифа и его коня. И вдруг Гришка схватил мальчика за плечи – факелы погасали, и в наступающей темноте он уже еле различал его фигуру – и надорванным голосом завопил ему в лицо: