– А какой, кстати, сейчас у вас год? – поставил он в тупик незримую собеседницу.
Та послушно что-то ответила, но на этот раз трансформатор речи не справился, прострекотал что-то неудобоваримое.
– Значит, – сообразил Кошкин, – наше летоисчисление никак не пересекается с вашим; у них нет общего знаменателя.
Он попытался быстро подсчитать – прибавить к тем годам, что прошли от рождества Христова… сколько? Какой момент троянской истории можно было взять за исходную точку? Он задал Кассандре теперь этот вопрос, одновременно давая ей достаточно степеней свободы для того, чтобы тело дочери царя Приама, наконец, скрылось под одеждами. Как оказалось, хозяйке тела никаких степеней не требовалось. Она звонко хлопнула ладоши, и в комнату вбежали весьма легко одетые девушки, которые бросились к ней (а значит, и к Кошкину) с какими-то тряпочками в руках. Будь Николаич в своем теле, он бы в панике скрылся за одной из дверей, что были плотно прикрыты за спиной. Но здесь и пока – по его собственному разрешению – командовала чужая воля. Она разрешила совершить с телом поочередно утреннее омовение, умащивание пахучими маслами, которое умелые руки совершили так быстро и воздушно, что и Кошкин, и Кассандра не успели даже возбудиться от этих прикосновений.
Там амброзической влагой она до малейшего праха
С тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим
Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний…
Утренний туалет тоже, наконец, свершился – прямо в спальне, в какую-то переносную, хитро изогнутую штуковину, заменившую ночной горшок.
– Вообще-то там, – женская ручка, уже скрытая наполовину чем-то невесомым, показала на одну из закрытых дверей, – есть настоящий туалет (переводчик с трудом, но справился с этим словом), но я, как истинная дочь царского рода, тоже обязана терпеть лишения во время войны – вместе с народом Трои.
Впрочем, она тут же хихикнула, и сообщила скучную правду:
– Воды стало меньше из-за осады, а без нее в туалете только вонь и смрад.
Кошкин согласился, что такую увлекательную экскурсию можно пропустить, и вместе с Кассандрой вышел в другую дверь, которая – как оказалось – вела в столовую.
– Нет, – огляделся женскими глазами Виктор Николаевич, – это не столовка; это пиршественный зал, в котором могут возлежать не меньше полусотни гостей… вместе с хозяйкой, конечно.