– Расскажите мне об Антверпене. Вы узнали там что-нибудь новое? – спросила она, ведя его к скамье у окна. Лучи апрельского солнца заливали комнату.
– Антверпен… Там кипит жизнь! Все только и говорят, что о Реформации. Печатные станки работают без устали… Кит, Антверпен – город великих замыслов.
– Реформация возникла не случайно, – кивнула Катерина. – Когда вспоминаешь обо всех ужасах, которые творились во имя старой веры… – Она не могла не думать обо всех бедах, постигших ее и ее близких во имя католицизма. Правда, в своих мыслях она ни за что не признавалась вслух, даже Хьюику. Кроме того, идеи реформаторов ей по душе. Они кажутся очень разумными и доступными. – Виделись ли вы с Аматусом Лузитанским?
– Да, Кит, он замечательно изучил кровообращение… Иногда мне кажется, что наше поколение, более чем любое другое, стоит на пороге великих перемен. Наши науки, наши верования в таком неустойчивом состоянии! Вот что чрезвычайно волнует меня.
Катерина внимательно слушала и смотрела на него. Он оживленно рассказывал и жестикулировал, по-прежнему не снимая перчаток. Изображал, как Аматус Лузитанский исследует труп или вскрывает вену мертвеца, чтобы разобраться во внутреннем устройстве человека… при этом он пылко говорил не умолкая. Катерина вдруг осознала, что еще ни разу не видела Хьюика без перчаток. Даже осматривая ее мужа, он не снимал их. Она дотронулась до его пальца:
– Почему вы никогда их не снимаете?
Хьюик молча отогнул край, и она увидела полоску кожи, покрытую выпуклыми красными пятнами. Он поднял на нее глаза, видимо ожидая, что она брезгливо отвернется. Но она не отвернулась, взяла его за руку и кончиком пальца погладила изуродованную кожу.
– Что тут у вас? – спросила Катерина.
– Сам не знаю. Это не заразно, но все, кто видит мою кожу, в ужасе отшатываются… Думают, что я прокаженный.
– Бедный, – посетовал Катерина, – бедненький!
Наклонившись, она осторожно поцеловала его поврежденную кожу. Глаза Хьюика наполнились слезами. Не то чтобы его никогда не трогали… И его обнимали, но даже в самые патетические моменты он замечал, что губы любимых кривятся от отвращения и они зажмуриваются. В лице Катерины он прочел нечто другое. Она смотрела на него сочувственно.
– И так везде, кроме лица.
Она провела тыльной стороной ладони по его щеке, произнося, как будто размышляет вслух: