Мы росли в прекрасном городе, куда съезжались люди со всего СССР. Родители получили квартиру, поэтому могли больше не держаться за домик на очистных сооружениях и сменить работу. Нам досталась прекрасная квартира: угловая, в казарменном доме. У нас был большой двор с виноградником. Мне до сих пор временами снится это место.
Время шло, я поступил в первый класс. Незадолго до того я начал курить. Летом нашел пачку «Золотого якоря», она была настолько красивая, что я решил попробовать, поделился с друзьями. Так все и началось. Иногда я подворовывал сигареты у папы, но родители долго ни о чем не догадывались.
Первые три класса я был лучшим учеником. Мне удавалось все, это было отмечено специальной грамотой.
В третьем классе я начал заниматься дзюдо. Муж моей школьной учительницы Натальи Александровны, дзюдоист Николай Тимофеевич, организовал свою секцию – первую в Новых Аненах и одну из первых в Молдавии. Учительница спросила у класса: «Кто придет заниматься?» Все сказали, что придут, но в результате пришел только я. Смотрю: тренер сидит одиноко на лавочке. «Все говорили, что придут», – расстроенно сказал он. Отвечаю: «Ну я же пришел». Так Николай Тимофеевич стал меня тренировать. Конечно, потом подтянулись и другие ребята, но я с того дня всегда был для него самым любимым учеником.
В четвертом классе произошли кардинальные перемены. Все началось с того, что меня определили в экспериментальный спортивный класс «А».
Когда пришла осень, нас отправили на сбор фруктов и овощей – так всегда бывало в молдавских школах. Я трудился с одноклассниками, а в перерывах бегал вместе со старшими ребятами покурить. И вот как-то раз мой новый классный руководитель, физрук Виктор Палыч, зашел в курилку и увидел меня, ученика спортивного класса, с сигаретой. Он сразу подошел, сказал: «Все, ты больше не в нашем классе» – и направился к автобусам. Я бросился за ним, принялся оправдываться: мол, это старшие заставили, я больше не буду, и все в таком духе. Но Виктор Палыч был очень жесткий человек. К тому же учеба в «А» классе считалась большой привилегией, поэтому физрук мог себе позволить быть непреклонным. Он резко оборвал все мои просьбы: «Иди отсюда! Все, ты уже переведен. Курящие нам не нужны». Я не чувствовал вину, не считал, будто сделал что-то неправильное. Когда он так резко меня оборвал, я, как ни странно, ощутил прилив сил. Словно выросли крылья.