Он встречался с девушками, но ни одна из них не побуждала его мысли к женитьбе. Мать же говорила, что жениться ему рано: прежде нужно устроиться самому, – и это его успокаивало еще недавно, но сейчас он ощущал потребность в чьем-то тепле, близости. Родители старились, становились капризными, эгоистичными, но ему порой было страшно, что будет, если они уйдут и оставят его одного.
Он пошел в аспирантуру, чтобы чем-то занять себя и чувствовать движение к какой-нибудь цели. Многие его однокурсники поразъехались в Москву, Петербург, за границу, и Петя уже думал, не поменять ли ему свою жизнь, оставив то, что его сковывало здесь.
Ему казалось, что, не будь всех обстоятельств, мешающих его свободе: тревоги за отца и мать, боязни причинить им боль, страха одиночества и падения, – он мог бы совершить невозможное: быть собой, жить так, как говорит ему сердце. И он шел бы по далеким дорогам в тумане и по дождю, видел новые города и людей или лежал на земле и смотрел на звездное небо
В детстве он мечтал быть астрономом, и на какую-то елку ему пошили костюм звездочета. Всегда то, о чем он мечтал, было таким простым и доступным: Петя засыпал и давал обещанье, что завтра заберется на крышу посмотреть на звезды, но наступало завтра, и ему становилось неловко делать то, о чем так сильно мечталось вчера, и он уже думал, что все это ребячество и скоро пройдет, как прошла юношеская тоска по подвигу. Он так думал и заранее чувствовал стыд за эти мысли, как будто совершает тайное маленькое предательство, ожидая, что мечта испарится, и одновременно с каким-то наслаждением ожидая ее смерти.
В конце концов ему приходило в голову, что все это пустые бредни, переживаемые перед настоящим взрослением, когда он заживет, как все нормальные люди, и уже ни о чем никогда зря не будет волноваться, и он будет просто просыпаться, вставать, идти на работу, возвращаться, включать телевизор, листать чужие книги, ходить в бар и кино по воскресеньям и жить, доверившись простому течению дней, каждый год вместе со всеми совершая новый оборот вокруг Солнца.