Как глупо с ее стороны!
Нервы разгулялись, и к половине девятого Порцию трясло от бешенства. Хуан-Карлос буквально вывернул ей руки, заставив согласиться на ужин. Целовал, пока она не лишилась рассудка. Боже, она так ожидала минуты, когда снова останется наедине с ним!
Поцелуй был хорош. Больше чем хорош. Лучший в ее жизни. Даже Трэвис не мог так целоваться, а он на редкость опытен в этом деле.
– Мне жаль, так жаль, Порция.
Ойкнув, она подскочила от неожиданности. В комнату вошел Хуан-Карлос, неотразимый в темном костюме без галстука. Ее желудок снова заурчал, на этот раз не от голода.
– Алиша объяснила, что случилось? Во всем виноват я. Это первая свободная минута.
– Прошло более полутора часов, – сказала она первое, что пришло в голову.
– Я бы отменил ужин и отвез вас домой, но это ваша последняя ночь в Алме. Я эгоистично хотел увидеть вас снова.
Угрызения совести желчью встали в горле. Она молчала.
Он глянул на разнообразные закуски, расставленные перед ней.
– Вы ни к чему не притронулись. Должно быть, умираете с голода.
– Я больше не голодна, ваше величество.
Его губы неодобрительно сжались. Она по-прежнему не могла заставить себя называть его по имени.
– Вы были так терпеливы! Мне осталась всего одна встреча. Вы подождете?
Она покачала головой:
– Думаю, мне пора.
– Вы рассержены.
– Нет, я устала.
– Устали и рассержены.
Она пожала плечами.
– Прикажите вашему водителю отвезти меня в отель.
Хуан-Карлос на мгновение прикрыл глаза.
– Да, конечно. Я предполагал, что после того поцелуя вы… Впрочем не важно. Вы правы. Я не должен был заставлять вас ждать.
Мужчина, признающий, что он не прав? Какая редкость!
– Долг призывает. Боюсь, как всегда.
Именно так было с Трэвисом. Разница? Трэвис создавал собственную личную династию, тогда как Хуан-Карлос делал это для страны. Тем не менее конечный результат одинаков. Порция никогда не будет на первом месте, и, хотя Хуан-Карлос ей нравился, она поклялась, что после стольких разочарований с Трэвисом никогда больше не попадет в подобную ситуацию.
Поэтому она пожелала Хуану-Карлосу доброго вечера, заверила, что не сердится, и отошла на такое расстояние, чтобы он не мог коснуться ее, прижаться восхитительными губами к ее губам и заставить передумать.