Первого приблизившегося стражника Андаир ударил по ноге. Удалось свалить его на пол, но в следующую секунду дубинка второго опустилась на голову вальдара, отправляя в полубессознательное состояние.
– Дернешься и я раскрою ему череп, – угрожающе прошипел стражник вскочившему на ноги Бессону.
В смежной комнате с отдельным входом устанавливали пыточный стол. Ласий лично руководил процессом, грызя ноготь на правом мизинце:
– Тащите сюда одного, мы почти закончили.
– Которого?
– Того, что помельче, – отозвался их начальник. – Он мой любимчик.
– Хокс тебя раздери, ты зачем ему башку пробил? – тихо пробормотал один из стражников и отвесил Андаиру несколько пощечин. – Давай, приходи в себя.
– Как же этот кусок дерьма воняет, – поморщился Ласий, когда Андаира приковали к пыточному столу. – Надо как-то помыть их что ли, неприятно работать.
Продолжая морщить нос, Ласий достал перчатки из сундука и надел их.
– Все, оставьте нас одних. Процесс искусства требует одиночества. Я позову, когда закончу, –охранники вышли, и Ласий вооружился маленькими тисками. – Я намерен немного тебя перекроить. Ты как? Не возражаешь? А может избавишь себя от этого и расскажешь свою тайну? Не так уж она и велика, чтобы из-за нее причинять себе столько страданий.
– Катись в гэрт, – ответил Андаир, смотря прямо на лампу под потолком и надеясь, что сейчас голова просто разорвется т боли, свет погаснет и наступит тихая бесконечная тьма. Такая ласковая и милосердная. Только глупцы боятся смерти. Бояться надо жизни.
– Как хочешь, тогда приступим, – дернул плечом Ласий. Зажал в тиски палец на ноге Андаира, сначала самый кончик, и начал затягивать.
Андаир старался думать о другом. Представлял себя на берегу реки, где еще недавно бродил с Веленой. Будто вчера. Думал о белках, что жили в ветвях вековых деревьев, о бесчисленных стаях мелкой рыбешки, без устали плескавшейся в прозрачной воде. Поначалу немного помогало, ровно до того мгновения, когда начала дробиться кость. Боль казалась невыносимой. Ну что там, просто ведь палец? Нет, она молнией прошибала все тело, крутила, выворачивала. Стонала на невыносимо высокой ноте в каждой клетке, не давала ни секунды передышки. Хотя бы просто вздохнуть пару раз глубоко. Андаиру не хватало воздуха, он хватал его ртом и старался не кричать. Временами не совсем получалось. Перед лицом невыносимых страданий тело забывает о гордости. Оно бьется в неприглядной агонии, давая понять наглецу-человеку, возомнившему себя венцом творения, что он просто животное.