– Учту, мой князь, – поклонился Игорь. – Но должен заметить, что нам скандал с Кроевым на руку. Чем меньше во власти будет таких фигур, тем полезнее для дела.
– Аргументы? – прищурился Вадим Александрович.
– Аргументы я сто раз уже приводил. Но могу и в сто первый. Такое наглое, циничное зло не вписывается в рамки обычного здешнего зверства. Оно реакцию вызывает, возмущаются люди, и возмущённый разум у них кипит. В таком состоянии они открыты воздействию самых разных смыслов. В том числе и нежелательных. Энтропия понижается, понимаете? Князь, ну вот смотрите. Если б этот Кроев просто воровал по-тихому, пилил бюджетики, брал откатики – на него никто бы и внимания не обратил. Психология обычного человека – меня не трогают, и ладно. Ну, дороги плохие. Ну, детские пособия маленькие. Ну, цены на коммунальные услуги высокие… перетопчемся, перетерпим, сэкономим. А вот когда нагло отбирают твою собственность, чисто по-бандитски – тогда каждый подумает: а когда моя очередь? И столько, знаете ли, мыслей тогда появляется, такие горизонты могут открыться… Это как камень – на нём ножи могут тупиться, а могут и затачиваться…
– Гарран, – вздохнул Вадим Александрович, – ты ведь знаешь: мы не должны вмешиваться в политику. Просто права такого не имеем. То, что ты говоришь – оно не лишено логики, но и эти мысли – очень не новые, уж поверь старику. Я тоже это в сто первый раз отвечаю… Поэтому, – он выпрямился и внимательно посмотрел на Игоря, – постарайся больше ни во что подобное не влезать. Из этой истории выкручивайся самостоятельно, умения тебе хватит. По физику своему работай, по церковным делам не лезь, не потянешь. Следующая связь – через две недели. Надеюсь, к этому сроку у тебя по Таволгину будет ясность. Ну всё, малыш, ступай.
Вадим Александрович выхватил саблю и очертил клинком круг. Мгновенное движение – только травяной свет месяца отразился на полированной стали. А потом в воздухе возникла багровая окружность диаметром в человеческий рост, засверкала языками холодного пламени.
– Да, – напоследок добавил князь, когда Игорь уже одной ногой шагнул в плотную тьму, – босиком-то не ходи. Простудишься.
…Как всегда после связно́го сна, в первые секунды болели глаза. Игорь проморгался – и отпустило. Та же комната, тот же монитор высвечивает письмо неизвестного доброжелателя, та же чашка с недопитым чаем. И тебе, увы, снова тридцать пять.