Индульгенции, несмотря на всю свою бесполезность с точки зрения магической практики, хранились бережно, трепетно, давно превратившись в весомый козырь на случай неприятностей с Орденом.
Мало ли что в жизни случится.
И в моей семье тоже хранили.
Но все же, до чего хорош, подлец!
Сытый, уверенный в себе. Олицетворенное самообладание как оно есть — и огонь, тлеющий под гнетом самоконтроля.
Что скрывать — нравились мне такие, как этот многоуважаемый Максим.
Подбери слюни, подруга, тебе до такого мужика еще килограмм пять-десять лишних нужно сбросить!
...а если ради мужика нужно что-то сбрасывать — то в топку такого мужика, потому сбрасывать что угодно нужно только ради себя!
Придя к такому выводу, я решительно свернула рабочие окна и направила стопы свои (а с ними все прочее тело свое) в торговый зал.
Надо бы Ленке мозги вправить на тему инквизитора. А то уж больно она млела.
Своего продавца я застала созерцающей сквозь витрину мини-парковку перед магазином — ту самую, с которой только что отбыл инквизитор.
И только я открыла рот, чтобы сделать сотруднице внушение на тему «Любезничать — любезничай, а откровенничать — ни-ни!», как она выдала:
— Козел. Из налоговой, что ли?
Я закрыла рот с той стороны — как говаривали в одном сериале.
— С чего ты взяла? — осторожно уточнила, опомнившись.
— Чую! — мрачно отрезала Леночка.
Да не-е-е, быть того не может!
На всякий случай перепроверила: точно, не ведьма!
Спокойно, мать, не только ведьмы имеют право на наблюдательность и жизненный опыт!
— Не важно, — отрезала я и перешла ко вкрадчивому тону, который, как правило, не сулил ничего хорошего. — Лена… Почему у нас витрины не протерты?
Текучка кадров у меня огромная: четыре-пять месяцев, и продавец сбегает, не выдержав постоянных придирок, скандалов и нападок на ровном месте. Ленке еще месяца два нужно, не меньше.
Дольше всех продержалась Ленкина предшественница, Марина, — десять месяцев, почти год.
Маринка, правда, как только поняла, что с ней случилось долгожданное чудо и она забеременела, порывалась уволиться, не дожидаясь декрета, и свалить подальше от меня — и подальше от нервотрепок, соответственно.
Но я ее вялые попытки к бегству, не церемонясь, задавила авторитетом: тащить на себе чужую беременность и так занятие очень на любителя, я для того, что ли, ее силой по макушку накачивала, чтобы она потом не доносила? Врачи и так смотрели как на чудо и дышать боялись.