Я быстро-быстро отлепляю наши тела друг от друга, но только для того, чтобы припустить с бедер свои джинсы. Девушка опускает взгляд, и тут же вздергивает подбородок, заливаясь румянцем от вида полуголого снизу тела.
Что это за новая реакция для прожигательницы жизни из клуба?
Но размышлять не приходится, поскольку блондинка уже снова тянется ко мне, прижимаясь всем телом, а теплая ладошка обхватывает член.
Твою мааать…
Кажется, я выстанываю ей это в губы, потому что движения рук усиливаются, оставляя от моего мозга лишь горстку пепла. С упоением задираю ее спортивный топ до горла, и скольжу губами вниз, к стоячей груди.
Охрененная.
Я таких, кажется, даже в журналах не видел. Только если отфотошопленных по полные помидоры, а вот вживую…
Мне невтерпеж, и моей спутнице, кажется, тоже, потому как она снова трется об меня всем телом, и мои руки соскальзывают ей на бедра. Аккуратно расстегиваю узкие джинсы, пальцами ныряю в жаркую влажную глубину – и нахрен шиплю от сжавшихся яиц.
- Малыш, не могу больше. Да и ты уже готова…
Легко сдираю джинсы блондинке, затем подхватываю, и прижимаю спиной к внутренней части двери. С размаху целую влажно и совсем не эстетично – по сути, засовываю ей язык так глубоко в рот, будто сожрать ее пытаюсь. Но ее ответ не уступает – и мы жадно приникаем друг к другу, словно в последний раз сосемся в этой жизни.
Неожиданно девчонка отстраняется, и смотрит мне в глаза решительно и твердо.
- Презерватив.
Мне в руку попадает шуршащий пакетик, и я богом клянусь, что понятия не имею, откуда она его достала!
Но это очень хорошо, потому что у самого мозг на метр ниже, чем нужно, а девчонка сообразила, хоть и младше меня… На сколько?
А не все ли равно?
Пальцами раскатываю презерватив по члену, и снова приникаю к влажному рту, кажущемуся сейчас вкуснее всех, что я пробовал до этого.
Пальцами пытаюсь ласкать ее, но слишком сильно мы прижаты друг к другу, да и девчонка не нуждается в лишних стимуляциях, а потому плюю на дальнейшую «романтику» - если она вообще возможна в кабинке мужского туалета – и, направив член, одним плавным толчком оказываюсь в крошке до упора.
Ее стиснутые зубы на моем языке и легкая преграда, сквозь которую я ворвался, служат лучше любой пощечины, отрезвляющей до почти вменяемого состояния.
Я замираю, не делая больше ни одного движения.