– Наоми, мы все здесь не зря, у всех у нас в этом мире определённая миссия: ты и я живём согласно закону, а люди приходят в этот мир, чтобы исполнить отведённую им свыше роль, которую, конечно, не всегда исполняют, но в этом как раз и изюминка. Пойми, наши жизни однообразны и от этого слишком скучны. Вечное скитание когда-нибудь и у тебя вызовет тошноту, если его не разбавлять красками человеческой жизни: наблюдать, направлять, управлять, а где-то и нагло вмешаться, но не убивать просто из прихоти. В том, что ты сделала, просто нет смысла. Я надеюсь, ты когда-нибудь это поймёшь! – Мама с надеждой смотрела в мои нефритовые глаза, пытаясь найти хотя бы капельку понимания, но в них был лишь гнев и неуправляемая жестокость.
– Человеческая жизнь пуста. Ничего нет в ней такого уж и особенного, как ты тут поёшь. Они все для меня как одно большое пустое место. Однородная безликая масса! Как можно в ней кого-то узреть или выделить? – я абсолютно не понимала свою Мать, я не понимала, как она может восхищаться жизнью людской, не водружая на пьедестал свою собственную.
– Хватит, Наоми, довольно! Я не хочу больше слышать от тебя ничего такого, о чём мы только что с тобой говорили. Ты наказана – будешь сидеть в своей комнате, пока я не пожалею об этом! – Мама встала с кровати, судорожно расправляя свои огромные перепончатые крылья, и, подойдя к распахнутому настежь окну, добавила более мягким учительским голосом, от которого мне стало просто не по себе. – Я бы хотела, чтобы когда-нибудь и ты узнала всю радость и горесть человеческих жизней, испытав на себе эту тонкую грань. Тогда, возможно, ты поймёшь то, о чём я тебе говорила или, по крайней мере, останешься верна своим тёмным желаниям, ну, а пока тебе придётся посидеть взаперти. Это для твоей и для моей пользы! – Мама вылетела из окна, не удосужившись даже выслушать мою ответную реплику.
Я подбежала к окну с желанием выкрикнуть моё мнение хотя бы ей вслед, но смогла лишь истерически захлопнуть распахнутую настежь фрамугу. Как же я ошибалась, считая маму слабохарактерной. Теперь её тёмная кровь стала и для меня слишком густа. Я ударила кулаком по стене, признавая в своей душе первый в отношении мамы проигрыш, и от нависшей надо мной безысходности вернулась обратно в кровать, зарывшись лицом в перьевые подушки.