Автоматически поправила вазу в технике "барботин",
стоявшую на старинном комоде, выполненном в замысловатом стиле
мастера Андре-Шарль Буля, вынула из неё заранее приготовленные
цветы и ещё на секунду задержалась у зеркала.
- Мария, дорогая, перед уходом наберите, пожалуйста,
Ниночке (это моя парикмахер) и назначьте на послезавтра. - чуть
поморщилась, заметив, что от корней всё ещё богатой шевелюры уже
пополз родной, совершенно дурацкий цвет из разряда "нарочно не
придумаешь", который срочно следовало поправлять. Терпеть его не
могу.
Нет, серьёзно, у Бога, наверное, закончились
приличные краски адекватного колера, когда на свет производили
меня. Не рыжий, не русый, не соломенный, а какой-то фантастический
блёклый бурдомес с нелепым отливом, цвета советского яичного
порошка, за который ещё с детства за мной прочно увязалось прозвище
"канарейка".
Удивительно, где бы я ни появлялась, у окружающих
моментально возникала совершенно однозначная ассоциация, как будто
сие слово было прописано на моём лбу крупными буквами и подчёркнуто
двумя жирными полосами для особо невнимательных или слабых зрением.
Наверное потому, что к этому вот "подарку "судьбы прилагались ещё
птичий рост и необоримая страсть к пению.
Несложно представить, как гордились мама, папа и
особенно ревностно - бабуля талантливым чадом (ну, для любого
нормального родителя собственный ребёнок - самый гениальный во всём
мире и его окрестностях), распевавшим песенки нежным
голоском.
И пока я, стоя на табуретке, демонстрировала
вокальные способности перед восхищёнными
родственниками-соседями-друзьями семьи и случайными гостями дома, а
затем осваивала фортепиано и гитару в музыкальной школе, танцы
(нужно же уметь красиво двигаться), во мне росло убеждение в
собственной одарённости. Ну дак! При таком-то пестовании и
культивации.
В общем, поголосить я любила. При каждой возможности
и по любому поводу. Ну как поголосить... Имея практически идеальный
слух, мощности моим данным явно не хватало. И чего-то ещё - очень
важного. Только осознание этого прискорбного факта остановило юную
барышню, к восемнадцати годам уже витавшую мыслями в лучах софитов
большой сцены, от покорения вокального отделения института
культуры.
Точнее, с эйфоричных высот, куда несла от природы
буйная фантазия, на грешную землю тогда опустило экспертное мнение
одного из членов приёмной комиссии, которому достало милосердия
честно высказаться по поводу моих грандиозных планов на карьеру
певицы.