А еще его бесило, что они почему-то
опять выходили конкурентами. Даже здесь. Хотя не должны были бы.
Вон их отцы спокойно оставались партнерами до самой смерти дяди
Лёши. Да, ругались, да, не всегда одобряли решения друг друга, но
неизменно находили общий язык, являясь опровержением расхожей фразы
о том, что с друзьями нужно дружить, а не работать.
Полина Викторовна оставила их в
юридическом отделе. У Романа завязался разговор с одним из юристов,
оказавшимся болельщиком лондонского «Арсенала», о чем
свидетельствовал чехол его мобильного, а Волкову кто-то позвонил, и
тот отошел в угол. Прислушавшись краем уха к Димкиному разговору,
Роман понял, что звонит помощница отца. Не понял только выражения
лица, появившегося у Волкова в связи с этим.
Роман, поспешно извинившись перед
собеседником, вышел вслед за Волковым, после того как тот, довольно
грубо оборвав телефонный разговор, исчез за дверью.
— Ты чего? — догнав Волкова, спросил
Роман.
В общем-то, соваться к Димке сейчас
было не самым умным ходом, но Роман был уже готов на все, лишь бы
развеять эту гнетущую атмосферу Волковского молчания.
— Да достала! — неожиданно огрызнулся
Димка, и Роман поднял бровь.
— В смысле?
— Задолбали они уже на меня
пялиться!
В его голосе было столько злости, что
Роман не решился уточнить, речь обо всех в офисе или о девушках,
которые периодически «залипали» на внешность Волкова.
— Пойдем в переговорную, — Димка
двинулся по коридору, не дожидаясь Романа.
В это время в кармане пиджака
завибрировал телефон. На экране высветился входящий от
Ляльки.
Стоило услышать ее голос, как сердце
Романа оборвалось. Опять эти слезы по телефону, которые разом
отбрасывали его в историю с мамой и в историю с Юлой. Маму ударил
мужчина, ради которого она ушла от отца. А Юля стала жертвой
модного идиота фотографа, считавшего, что ударить девушку, чтобы
добиться ее согласия, — хорошая идея. Роман зажмурился и рухнул в
разговор с Лялькой как в прорубь.
К счастью, ее никто не бил. Но что
творилось у этого ребенка в голове, Роман решительно не понимал,
поэтому, разговаривая с ней, чувствовал себя так, будто идет по
канату над пропастью.
Он пытался шутить, пытался тормошить
Ляльку, но выходила какая-то ерунда, а в голову некстати лезли
слова Маши о том, что Лялька в него влюблена. Как было бы просто,
если бы в жизни Ляльки появилось новое увлечение, и чтобы это был
кто-то нормальный, кто-то, кому можно доверить пятнадцатилетнего
искалеченного морально ребенка.