И знаком: если выпьет – ночь
спокойной будет, а если что-то мешает – то что-то случится. И
сейчас Рьен смотрел на рюмку с отцовской настойкой и понимал: рано,
хоть и глубоко за полночь. И предчувствие ни разу его не обмануло.
Ни разу – за почти двадцать лет работы.
За окном сонно бродили призраки
дождя, то в стёкла стучась, то по крыше. Рьен невольно
прислушивался, но опустевший дом не издавал ни звука, кроме еле
слышного тиканья часов в гостиной. Недавно – но опустевший. И за
пять лет он так и не привык к его унылой и напряжённой тишине.
Когда у жены и дочки открылась
внезапная непереносимость сырости – обе начинали задыхаться, –
лекари лишь развели руками и посоветовали сменить климат. Рьен увёз
семью на юго-восток Севера – в крохотный городок
Тихополье, откуда до ближайшего мелкого притока
реки Говорливой надо было добираться больше суток. Снял домик,
попытался обжиться, порадовался вернувшемуся здоровью любимых
девочек – и спустя луну запросился обратно. И денег глава сыскного
отдела, конечно, зарабатывает больше сельской ищейки, и без дела
Рьен не мог. Задыхался.
На том и порешили. И на лето жена
привозила детей в Семиречье. И двое старших мальчишек на каникулы
приезжали (их сырость не коснулась, но на семейном совете было
принято детей не разлучать, плюс занятость у сыскников такая, что
не до присмотра). И денег хватало. И любовь не угасала. Но каждый
раз ему заново приходилось привыкать к опустевшему по осени дому.
Как жёлтые листья по ветру – так и мёртвая тишина после весёлого
детского гомона.
В дверь вежливо, но настойчиво
постучали.
Рьен поставил рюмку на стол, встал и
запахнул домашний халат. Вот оно и случилось – то самое что-то...
Он торопливо вышел из кухни в тёмный коридор и в несколько шагов
добрался до входной двери. Кого принесло на ночь глядя, его не
интересовало. Рьен сразу открыл дверь и ничуть не удивился, увидев
невысокую фигурку, закутанную в длинный песочного цвета плащ с
восемью щелями карманов вместо обычных двух.
– Матушка Шанэ, – он улыбнулся и
посторонился. – Доброй ночи. Никак вам опять не спится?
– Да будь ночь доброй, конечно, спала
бы, – благодушно отозвалась матушка, проходя в дом и скидывая
капюшон. Вдоль узкого смуглого лица зазмеились, выбившись из пучка,
смолянисто-седые прядки. – Но – дела, дорогой мой, дела. К
несчастью, наши с тобой общие.