Матушка Шанэ, в задумчивом молчании
сидевшая рядом с призраком, встрепенулась. Тень шевельнулась,
повернула курчавую голову к Рьену и послушно «заговорила». И
матушка пересказала всё, что выудила из Дьёра накануне, плюс ещё
кое-что по мелочи.
– Что, совсем ничего подозрительного
не заметил? – поднял тёмные брови сыскник. – За тобой явно
наблюдали, отмечая все твои привычки, а ты?
– А у него же вдохновение, – грустно
пояснила матушка Шанэ. – Мимо знакомого в полушаге пройдёт – не
заметит. Его окликают – а он не слышит. А когда доходит, что кто-то
звал, оказывается, уже час с тех пор прошёл.
– М-да... – Рьен цокнул языком и
перебрал свои записи.
Тень понурилась. В окна с новой силой
заколотил дождь, в очаге рассерженной кошкой зашипело пламя.
– Значит, врагов нет, больших денег
тоже нет, а из родных – только некая тётка, – подытожил хозяин
дома.
– Троюродная, – уточнила матушка. –
Живая. А второй, тоже троюродной, давно нет, но родня-то у неё,
поди, есть.
– Найдём, – задумчиво кивнул Рьен. –
Поговорим. А вы, матушка? Не поверю, что вы ко мне только с
призраком. Вы всегда что-нибудь находите на месте преступления.
Она смущённо улыбнулась и показала
шейный платок, который прежде прятала под столом.
– В парке нашла, – призналась
виновато. – В том, что на набережной на Девятом, недалеко от
Стеклянного моста. Силой своей клянусь, сынок, он преступницей
потерянный.
– Сирень, – принюхался Рьен. – Жена
одного моего подчинённого любит сиренью злоупотреблять. Однажды так
надушилась, что мой отдел полдня чихал, хотя она всего-то на
минутку забежала. Ввек не забуду. Уточню, где берёт.
– Ну и, как Дьёр заметил, цвет нынче
немодный, – скромно добавила матушка Шанэ. – Сейчас, поди, такой
нигде не купишь. Трёхлетней давности вещь. Или очень бедна наша
девица, если не может позволить себе новый платок, или приезжая и
не знает, по какой моде одевается в этом году Семиречье.
– Скорее, второе, – сыскник снова
принюхался. – Мы не бедствуем, а в лавке для пробы так сильно не
надушат. Хотя, – он повернулся к очагу и рассмотрел затяжки на
платке, – девица может быть и не девицей. Вы ведь тоже не в модном
цвете, а?
– Ну, я – это я, – засмеялась матушка
Шанэ. – Я – старая чудачка и люблю свои старые вещи. Чем вещь
старше – тем любимей и тем больше душу греет. Ой, сынок... Да и
сирень – она тоже не для молодиц... Но платок-то девчоночий, две
мои младшие дочки в таких ходят. Он же тоненький совсем, для
красоты. А мы, постарше, потеплее вещи любим. Или... всё-таки
приезжая. Не ожидала скорых холодов, да? – матушка оживилась. Она
обожала строить предположения. – И денег лишних нет, чтоб купить
потеплее. А сирень... А ведь в лавках можно надушиться за деньги.
Учти, сынок. Не на пробу – чуть-чуть и бесплатно, а именно на день
и за деньги. Это дешевле, чем целую склянку покупать, потому и в
ходу. Слыхал о таком?