—
Меня его рука не интересует.
—
Тогда-ть он вам и нужен... — засмущался тавернщик. Не нравился ему
этот ледяной взгляд гостя.
—
Найди мне человека, который проводит нас до Данк-Хыша, а конкретнее
до стойбища пастухов, среди которых живет Яши-Бан. Скажи, я хорошо
заплачу. Чтобы он был к утру. Понял? Тогда хорошо заплачу и
тебе.
—
Да, господин...
И
тавернщик, чувствуя на себе недолгие взгляды и седого мужчины, и
седой женщины — взгляды пронзительные, заколебался. Нужен ли он
здесь еще? Однако уже совсем скоро на него стали смотреть, как на
пустое место, не замечая, и он раскланялся и исчез, успоковшись.
Поначалу хозяин таверны принял Филиппа за опасного предводителя
разбойников, что поживился на большаке, а теперь пытается с шайкой
замести следы от чьего-то гнева, укрываясь в горах, но теперь понял
— то загадочный знатный, но никак не бандит. Потому и отпустила его
тревога, что его с семьей прирежут в постели.
Ночь спустилась на таверну «Зеленая сосна».
На город падал снег. Заснули долгожданным глубоким сном в своих
комнатах солры, не зная, что их ждет впереди. Заснул подле ног
Филиппа на небольшой лежанке и мальчик Жак, наевшись горячего.
Снилось ему, будто он дома, в Нижних Тапилках, где мать потчует его
и целует в лоб, а отец ругает ее и приговаривает, мол, нечего
мужчину лаской портить.
Филипп и Мариэльд лежали рядом друг с другом.
Мариэльд располагалась между стеной и неутомимым ее надсмотрщиком,
который, остерегаясь обмана от вероломной графини или того, что она
подговорит кого-нибудь для помощи с бегством, держал ее при себе и
день, и ночь. Он запрещал говорить с ней, вез ее в седле впереди
себя и вглядывался в каждый лик, обращенный к графине. Уж не Гаар
ли его настиг? Его рука почти всегда покоилась на перевязи, готовая
в любой момент отразить атаку. Он был напряжен до предела, как
никогда ранее. Однако внешне он казался все таким же спокойным и
расчетливым, разве что более угрюмым, чем обычно.
Мариэльд устало вздохнула. В последние дни ее
издевательские речи сменились молчанием. Она только и могла, что
беспомощно созерцать, как ее увозят все дальше и дальше в горы,
прочь от многолюдных трактов и больших городов. И если в первые дни
она сама порой дразнила своего захватчика, который упрямо молчал в
ответ на поддевки, то сейчас он, обращаясь уже к ней, тоже все чаще
стал слышать тишину.