Меня медленно подняли в воздух за
лапу. За ту же самую лапу, за которую вчера весь вечер таскал
перекачанный, а потом еще и на землю швырнул, после того как
необходимую клятву получил и к спящему привязал.
Вязали два идиота, и привязка
получилась крепкая, железобетонная. Я бы даже сказала — нерушимая,
что меня очень расстроило. Расшатать ее и вырвать с корнем,
желательно из энергетического источника хозяина, не представлялось
возможным.
Вдоволь нагоревавшись, я уснула под
утро и была разбужена таким варварским способом.
Градус моей симпатии к Илистару
ощутимо понизился.
— Х-х-хазяин, будь лапушкой, положь
на место и дай еще пару часиков поспать, агасеньки?
— Ты кто такая?
Удивляться и орать, что я говорящая и
вообще высшая нечисть нестандартных размеров, он не стал.
— Нечисть. Вчера еще была бесхозная,
а теперь твоя. Так что люби меня, хазяин, оберегай и корми. —
Призадумавшись на секундочку, я пришла к выводу, что любить меня
особо и не нужно, оберегать я себя и сама могу, десять лет как-то
оберегалась же, а потому с придыханием велела: — Корми
побольше.
— Что?
Он медленно повернул голову, глядя на
свою левую руку. На запястье отчетливо виднелась высветленная,
словно выжженная полоска кожи, браслетом обвивающая руку.
— У меня, если тебе вдруг интересно,
такая же, — доверчиво протянув ему левую лапку, заговорщически
прошептала: — только под мехом не видно.
На признание мое он не отреагировал,
продолжая тупо пялиться на прямое свидетельство связи с подчиненной
нечистью. И эта его заторможенность наталкивала на определенные
мысли:
— Хазяин, а ты под чем-то, да? Тебя
насильно накачали? Или ты сам накачался? Ты имей в виду, я с тобой
теперь и в горе, и в радости. — От слов моих его ощутимо
передернуло. — Мне бы только знать: у нас сейчас горе или я могу не
волноваться?
— Кто? — тихо, на выдохе спросил
он.
— Аиньки?
— Кто провел обряд? Кто тебя ко мне
привязал?
— Не могу сказать, я клятву дала.
— Что?
— А если бы не дала, меня бы того...
в расход пустили...
Висеть вниз головой было не очень
приятно, но я рисковала к этому привыкнуть.
— Я сам тебя сейчас... в расход
пущу... — прорычал он, сжимая пальцы на моей лапе.
— Ай! Ая-я-я-о-о-ой! — Я визжала,
дергалась, вырывалась и уже подумывала о том, чтобы слинять, благо
магических пут на мне больше не было, и на короткие расстояния я
перемещаться вновь могла, когда меня уронили на одеяло, — ты
жываде-е-о-ор, и-и-изве-е-ерг, сади-и-ист.