— К себе заберу: дам шанс. Какой могу…
— Так девка же?..
— А я своим в штаны не заглядываю. Пусть попробует. Смотри: крепенькая, вроде. Жилистая.
— Это верно. А раз в такой резне выжила, знать, еще и фартовая.
Волокуши снова споткнулись о преграду: резкая боль и судорога. И темнота…
Щедрое забвение накрыло меня душным пологом. Спрятало от ужаса и страданий. Пожалело. Оставило в памяти только яркую вспышку прошлой жизни.
2. Глава 1
Бобер подкрался к моей лежанке, как мышь к пайке — бесшумно и боязливо. Согнул ногу в колене. Прицелился.
— Подъем, Фартовая! — взревел он и попытался пнуть меня в пятую точку.
Ага, щаз! Я эти его штучки давно выучила. Поворот, выпад — и его пятка в моих руках. Вцепилась большим и указательным пальцем в ахиллесово сухожилие. Потянула — слабенько так, больше обозначая.
Бобер взвыл и по инерции пролетел вперед. Впечатался головой в перекрытие. Его приплюснутую макушку припорошило бетонной крошкой.
— И охота вам в такую рань, — протянул со своей лежанки Дылда.
— Когда-нить я ее уем, — пообещал Бобер, потирая одновременно макушку и пятку.
— Ты уж так лет десять грозишься, — хохотнул Дылда.
Одним прыжком соскочил с койки и потянулся. Нисколько не стесняясь, громко испортил воздух.
Мы с Бобром одновременно зажали носы.
— Фи, какие неженки, — упрекнул нас Дылда и повторил газовую атаку.
Спасть расхотелось. Совсем. Схватила в охапку одежду и поскакала к помывочной.
Но Чистюля занял ее первым. Мурлыкая себе под нос незатейливый мотивчик, он шумно отфыркивался от ледяной воды.
— Здорово, Фартовая, — поприветствовал он меня. — Что, Бобру все неймется?
— Ага, — кивнула я.
Схватила зубную щетку, прислонилась к стеночке.
— Ты не могла бы подождать за дверью? — полуприказным тоном поинтересовался Чистюля.
— Да ладно те, — попробовала возразить.
Демонстративно отвернулась и продолжила чистить зубы.
Прием как всегда сработал: Чистюля по-быстрому свинтил и захлопнул за собой дверь. Подумать только: самый крепкий из нашей команды и самый нежный. То ему вода, понимаешь, протухла, то крыса на костре подгорела. А то и синяк неравномерно по глазу растекся. Не мужик, а деваха на выданье.
Прыснула над собственными мыслями. Нагнулась над единственной раковиной. Из бачка еле-еле бежал тоненький ручеек ржавой жижи. Но я-то не привереда. Пить такое нельзя, а вот умыться и рот прополоскать — запросто.