Отвернулась и задумалась над заданием для Шаха. Лекция непримеримо приближалась к концу. Мне надо придумать что-то такое, чтобы даже он не смог бы выполнить или отказался от задания. Только моя голова не хотела ни о чем думать, кроме как о том, что я проиграю. И трепыхаться не стоит.
‒ Ну, что придумала? ‒ Оля, что всегда сидела со мной, пихнула меня в бок.
Повернулась в сторону подруги и отрицательно покачала головой.
‒ Напиши, пусть разденется до гола, да ещё и под музыку, ‒ её лицо осветилось блаженной улыбкой, в своих мыслях представив всю картину целиком и с подробностями.
Только не это! Да он это задание выполнит с удовольствием, не задумываясь ни на секунду и сверкая на все свои тридцать два зуба. Не сомневаюсь в этом нисколько.
‒ С ума сошла?! Да для него это будет как рекламная акция себя! ‒ зашипела я на подругу и сразу за этим услышала недовольный голос преподавателя.
‒ Студентка Воронцова! Назовите мне все виды редактирования текста последовательно? Будьте так добры, ‒ и Петр Михайлович строго посмотрел в мою сторону.
За сегодня я получила от него больше недовольных взглядов и замечаний, чем за все годы учебы. И этот спор, возникший после того, как я посмела сделать поправку в речи Алисы, ему тоже был не по душе. Но я, разгоряченная преприрательствами с этой глупой девицей, и сама не успела понять, как согласилась на этот бессмысленный спор, предложенный Глебом. И не заметила, когда он успел влезть между нами. Ведь им только это и надо!
Петр Михайлович был недоволен и не меньше удивлен моим поведением, ведь до этого я никогда не подавала голоса, никого не поправляла и никуда не вмешивалась. Училась примерно, шла на красный диплом, была на хорошем счету у всех преподавателей. И сегодня весь мой путь примерной и прилежной студентки перечеркнул один единственный спор в моей жизни. Я угодила в сети, так хитро расставленные Шахом и его компанией.
Профессор сложил руки на груди, ожидая моего ответа. Он сделает мне замечание, когда мы будем обсуждать мою дипломную работу, которую сдала ему на днях.
Я поднялась со стула и начала проговаривать все этапы под множество любопытных взглядом. Запнулась, когда увидела изучающие меня глаза Шаха. Щеки тот час же заалели, во рту стало сухо. Кое-как договорив до конца, присела обратно, получив кивок головы Петра Михайловича. Но чувство, что на меня кто-то смотрит, не пропало. Поёрзала на стуле, понимая, что Глеб до сих пор продолжает буравить меня взглядом. Вот что ему надо?