Пока он работал, я
бродил по Манхеттену, сидел в Центральном парке на траве и удивлялся тесному
переплетению неформальных молодёжных течений. Было странно видеть, что мои
сверстники свободно целовались и покупали презервативы так же легко, как
Кока-колу и сэндвичи, а любой человек мог присесть прямо на асфальт или
ступеньки, чтобы поговорить, передохнуть, перекусить или что-то обдумать. Эти
минуты пауз в бешеном ритме жизни города стали для меня откровением. Нью-Йорк
спешил жить, побуждал быть мобильным и успешным, но давал передышку в любой
момент времени.
Воочию город выглядел
лучше и интереснее, насыщеннее и живее, человечнее и внушительнее, чем на
открытках и в кинолентах. Небоскрёбы делали узкие улочки дном глубоких колодцев
американского величия, но они же делали Нью-Йорк городом невероятных панорам,
открывающихся с многочисленных площадок на их крышах.
Я быстро понял:
Нью-Йорк — свободный, лишённый предрассудков город, а американцы —
раскрепощённые, щедрые на искренние улыбки, всегда готовые помочь, непривычно
открытые и счастливые люди. Однажды я увидел двух женщин топлес прямо в центре
Манхеттена и застыл столбом, озираясь в поисках полицейских. И хоть девушки
привлекали внимание окружающих, никто не арестовал их и даже не пристыдил. Я
сфотографировал их и уже в гостинице из интернета узнал, что женщинам Нью-Йорка
официально разрешено ходить по городу с обнажённой грудью.
В тот же памятный для
Америки — а теперь и для меня — День независимости я сказал отцу, что разглядел
Манхеттен во всей его красоте и готов жить здесь. И уже скоро отец вложился в
недвижимость по крупному, купив апартаменты на Пятой Авеню, похожий на замок
особняк Bramshill Manor на Оушен Парквэй и квартиру на улице Ферман недалеко от
Бруклинского моста.
Спустя двадцать лет
этот день — 4 июля — я собирался провести в Нью-Джерси вдали от шумных шествий
и концертов, готовить барбекю и пить пиво, но неотложные дела занесли меня на
Тринити плэйс в офис моей компании «Appalachian». Я быстро закончил с
документами и зашёл в «Place Bar». Жара стояла феноменальная, я сидел в
одиночестве за столиком, потягивая мятный чай со льдом, и злился: голод — неизменный
спутник, выматывал, а Джейк — мой психотерапевт и друг, неожиданно, нарушая
договорённость о встрече, срочно улетел в горы на границу с Канадой в какое-то
племя индейцев, оставив немногословное голосовое послание: «Надеюсь победить в
тебе сатира с помощью шамана». Я на это только ухмыльнулся и тут же оглядел зал
в поисках девушки на вечер.