– Не смотрю. – так же хрипло в губы мне. Как сильно потемнели его глаза, какими глубокими и жуткими стали. Колосок все наглее, все ближе, пока не коснулся там, и меня не подбросило, не выгнуло дугой. Удержал за волосы. Грубовато, властно, а губы моих касаются нежно, осторожно. Обводя языком верхнюю и нижнюю.
– Вереск… ласкает Вереск… вот так.
Обжигающее касание и ловит мой всхлип жадными губами. Я не знаю, почему так больно, почему хочется расплакаться, и сильнее сжимаю его плечи, всматриваясь в черные бездны. Касания такие дразнящие, такие тягучие. Они задевают где-то так чувствительно, что меня начинает знобить от наслаждения, стыда и…желания получить больше. Сама не понимаю, как с губ срываются стоны, а он их ловит, и вот уже колосок нагло двигается вверх и вниз, раздвигая меня, проникая между складками плоти, трепеща на самом чувствительном месте. То нежно, то сильно. И мои глаза закатываются, а колосок двигается все быстрее и быстрее, и Сальва пожирает меня бешеным черным взглядом. Впился в мой рот своими горячими губами, и я в ответ впилась так же дико, кусая его за язык… уже в примитивном, первобытном желании получить, достичь того самого… нарастающего внутри, там, где цветок щекочет, трогает, царапает, но недостаточно, чтоб стало легче.
А он все сильнее стискивает зубы, выдыхая шумно через нос. Мне кажется, что я умираю. Мне больно.. сладко и очень больно. Потому что оно все не наступает… облегчение. Я вся мокрая, пьяная, растерянная, дрожащая.
– Сальва…, – как стон о помощи, как мольба чего-то, о чем сама не знаю.
– Я обещал…
– Сальваааа, – чуть не плача.
– Тронуть тебя… скажи, чтоб тронул. Попроси… меня.
– Тронь…тронь меня, пожалуйста.
– Нет, – с усмешкой уголком рта, – нееет… не трону.
Вцепилась пальцами в его волосы в ярости и в ту же секунду ощутила последнее касание цветка, хлёсткое, сильное, стеблем вверх, и, изогнувшись, широко открыла рот, хватая губами воздух, который вдруг исчез, растворился в острой вспышке, в каком-то адском сиянии наслаждения, сотрясшего все мое тело. Сама не понимаю, как шепчу его имя, запутанно, сбивчиво, вздрагивая от самого первого оргазма в своей жизни.
Долго еще смотрели в глаза друг другу, пока я подрагивала от удовольствия, и стыдливый румянец заливал мои щеки. А ведь он сдержал слово. Не трогал и не видел, и при этом все было так пошло, так порочно и красиво… Подалась вперед и спрятала лицо у него на груди.