Постояв еще с пару секунд, я запрыгнул на
коня. Не умею я принимать смерть, как принимают ее здесь. И
наверное не научусь. Стоя те секунды над стариком, твердил себе,
что это страшный сон. Мирные годы, детская, не тронутая насилием,
психика – все это не способствовало моему осознанию, что на
двореXVII век. Можайская жизнь, тихая и размеренная, чтение
книг в здании монастыря, как будто успокоили меня, убедили меня в
том, что это время – такое же, как мое. Может, тут нет тех
привычных вещей, сопровождавших меня там, в будущем, но суть, смысл
жизни все тот же. Я, конечно, знал, что время, в котором я сейчас
живу, жестокое, а человеческая жизнь стоит практически ничего.
Знал, но не осознавал. Пора бы.
Сдержав слезы, вырывавшиеся изнутри меня,
подгоняемый страхом, что те тати, убившие этого Василия, рядом, я
вскочил на коня и мы помчались прочь из этого леса. Единственной
моей целью была деревня. Моему телу, да и мне, требовался
отдых.
***
Я
не знаю, сколько прошло времени, но с того момента, как мы покинули
несчастливый съезд, мы делали только одно – гнали лошадей, и даже
выйдя из леса на простор полей, мы не сбавили скорость. Так что
когда солнце начало клониться к закату, наша группа уже въезжала в
небольшую деревню, в которой насчитывалось не более 6-7 домов.
На
первый взгляд сложно было сказать, насколько богаты были местные
жители, но глядя на сломанные тыны, думаю что не слишком. Хотя
может местные жители полагали их ненужными. Кто знает.
Наконец мы остановились у одного из домов, не
отличавшегося абсолютно ничем. Разве что, был чуть больше соседних
и в отличии от них, был окружен добротным забором, похожим на тот,
который был в нашем доме в Можайске. Отец, ловко выпрыгнув из
седла, подошел к воротам и громко крикнул:
-
Дворня, открывайте ворота, пся крев!
-
А кого принес черт? Ляхам тут приюта нема, - послышалось изнутри, -
иди отсюда, пока мужиков не собрали да не припомнили как вашего
брата по лесам гоняли.
-
Я де-вь-ер, - медленно проговорил отец, - вашего барина, холоп.
Открывай!
-
А, деверь. Ну проезжай, коль не шутишь, - уже отчетливее произнес
мужчина, снимая балку, запиравшую ворота, - стойте на дворе, покуда
я Сергея Васильича отыщу.
Оказавшись внутри двора, у меня наконец
появилось время успокоиться. Спрыгнув с лошади, я отдал ее все тому
же мужчине, который не хотел открывать нам ворота, и присел на
крыльцо. Сердце все еще бешено колотилось, а руки, до этого крепко
сжимавшие поводья, задрожали. Из глаз сами собой полились
слезы.