***
Полчаса спустя Потёмкин выносил из подвала на руках девушку лет
восемнадцати – двадцати, замотанную в одеяла. Она была в
беспамятстве, часто кашляла, металась в горячечном бреду, пыталась
что-то сказать, но Игорь разобрал всего лишь несколько слов.
– Мама… Мама… Ванька, Славик… Папа, папа… Не надо… – постоянно
повторяла она, пока лекарь осматривал её и закутывал.
Многочисленные гематомы свидетельствовали о постоянных побоях, а о
том, что ещё вытворял с ней сумасшедший, думать абсолютно не
хотелось.
Занимаясь Ольгой, Игорь совершенно забыл про Игната. А этого
явно не стоило делать. Он застыл на последней ступеньке подвальной
лестницы, когда луч фонарика, закреплённого теперь на голове,
выхватил вдруг из мрака снова возникшего из недр этого про́клятого
дома сумасшедшего мужчину. Волосы зашевелились на голове
Потёмкина.
– Не смей, – прошептал он. – Ради своей дочери, слышишь? Не
смей.
Но Игнат совершенно его не слушал. Он стоял на коленях в углу с
иконой и молился, вернее, быстро шептал что-то совершенно
невменяемое, а перед собой дулом вверх держал свой старенький
обрез. Упёртые в подбородок стволы не вызывали сомнений по поводу
его намерений.
– Чешется… Всё ужасно чешется, – шептал он быстро и сбивчиво. –
Нож достать не могу. Силы не те. Ангелы рядом… Алевтина, Ванька,
Славик… Оленька… – тут на мгновение он прервался, как будто
осознал, что совершил.
В ту же секунду его плечи затряслись. Мужчина зашёлся плачем,
прерываемым грудным кашлем, сквозь который проскакивали отдельные
фразы:
– Они рядом. Они кружат. Мыслить не дают, спать не дают. И Ад
здесь же… Руку протяни – достанешь до огня, сжигающего душу. Прошу,
спаси… Прими жертву… За всех детей моих, за жену… Забери меня,
грешного, с этой про́клятой тобой земли…
– Нет, Игнат! Ты нас всех погубишь… – не успел Игорь закончить
фразу, как тот нажал на спусковые крючки. Два выстрела одновременно
прогремели в замкнутом пространстве, голову мужчины размазало по
потолку, кровавым месивом окропив старые доски. Уже мёртвое тело,
держа в руках двустволку, медленно завалилось набок.
Игорь, чертыхаясь, тут же бросился к выходу с Ольгой на руках.
Он уже знал, что их ждёт. Спрятаться в погреб или влезть сквозь
дыры на чердак означало обречь себя и девушку на осаду зверей,
которые не замедлят появиться.