— Чёрт знает, Кондрат! — Олег нагнулся и посмотрел в зеркало
заднего вида со своей стороны, но темень не позволяла узреть что-то
дальше габаритных огней. — Взбеленились, видимо. Преследуем, да
пошустрей! А то оторвутся, уроды. Уйдут.
— Да как можно-то? — возмутился Валентин. — В такую темень вдруг
яма какая выскочит? Мы же и увернуться не успеем. В лепёшку…
— Ты уж постарайся, — недобро проговорил Гром и бросил назад. —
Жлоб! Расчехляй пока «Печенег», скоро работа будет. И остальным
тоже приготовиться!
Кондрат включил свет в кабине. Шесть бойцов, подпрыгивающих на
обращённых друг к другу сиденьях, посмотрели на седьмого —
здоровенного амбала, занимающего сразу два места. Массивная фигура
не вмещалась в стандартные габариты кабины «Тигра», из-за чего
Жлобу приходилось сгибаться, чтобы голова не стукалась о потолок.
То же с одеждой: такого огромного размера не нашлось, поэтому
женщины расшили её, и по просьбе хозяина снабдили кожаными
вставками из шкур серых падальщиков. Шерсть местами свисала с
одежды, из-за чего некоторые особо смелые называли Жлоба Гризли, но
не слишком часто, иначе можно было запросто стать калекой. Сеня,
как ласково его называла когда-то на стыке веков мама, шуток не
любил и не понимал. Всю обиду долго копил и носил внутри чуткой
души, но стоило последней капле издевательств переполнить огромный
сосуд, выплёскивал всё накопленное на последнего подвернувшегося
под руку. Больше либо этого человека не видели, либо за человека
уже не считали. Увечья, кои наносил Жлоб жертве, были
необратимыми.
Ещё Сеня Гризли очень любил оружие. Большое и мощное. Особенно
«Печенег», доставшийся ему, как и место в окружении Воеводы, после
предыдущего хозяина, задушенного амбалом года три назад в поединке
за девушку. Впрочем, потом он девушку тоже задушил — видите ли, не
отвечала на его высокие чувства, которые он с успехом беззаветно
отдал «Печенегу». Вот и сейчас, расчехляя оружие, он любовно гладил
ствол, ласково расправлял сошки штатива, чуть ли не с экстазом
открывал затвор и вставлял ленту с патронами калибра 7,62. Грубое
широкое лицо со сломанным в детстве носом отражало в эти минуты
столько блаженства, что сидящий дальше всех от Жлоба Сокол —
единственный снайпер в команде, пробормотал:
— Что-то бабу захотелось… — по кабине пронеслись сдавленные
смешки. Ржали все: Сокол, он же Соколов Юрий, снайпер и
безжалостный убийца, любящий работать на расстоянии,
тренировавшийся на кошаках, разгуливающих по городским руинам; Зек
— Петров Василий Аркадьевич — дедулька лет семидесяти, худой,
маленький, мастерски владеющий ножами всех видов, отсидевший до
войны почти двадцать лет, хитростью и жестокостью неуступающий
Варвару, который получил свою кличку за тугую безграмотность и
неравнодушное отношение к топорам, имел их в количестве трёх и не
упускал возможности пустить в ход. Изредка работал палачом, всегда
скрывал лицо за чёрной маской и любил выпить. Кличка так и
прижилась, заменила настоящее имя, которое лет пять уже никто не
произносил. Также, переглядываясь, смеялись трое братьев. Пётр,
Алексей и Андрей Юдины, обычные бойцы, ценны были тем, что вместе
стоили целого взвода. Их семейные узы были крепче любых дружеских,
отчего в бою они рвали и метали, заступаясь друг за друга.