«Неужели это никогда не закончится?» – тоскливо подумал Трохин.
Однако ничто не может продолжаться вечно.
Трохин приоткрыл глаза и увидел бешено работающего кулаками Морина. Лицо его, как показалось Трохину, стало ещё белее, а глаза ещё больше вылезли из орбит.
Трохин с трудом подавил очередной спазм в желудке, но кислятина уже лезла в нос, и он почувствовал, что на глаза начинают наворачиваться слезы. Ну и хорошо. Теперь-то он уж точно не сможет видеть Морина.
И вдруг стук прекратился.
Трохин стал промаргиваться, чтобы согнать слезы, но всё равно не успел увидеть, как безвольно упали руки Морина, закатились глаза, обнажив налитые кровью белки, и как сам Морин, подломившись в коленях, безжизненной массой рухнул на пол.
Трохин услышал только стук упавшего тела и тут же почувствовал, что оцепенение пропало.
Перекинув голову за край кровати, он стал выворачиваться наизнанку. Его рвало до тех пор, пока в желудке не осталось совсем ничего. Выплюнув последнюю жгучую каплю, он устало откинулся на спину.
10
Голубев сидел в общей комнате и играл с помощником в нарды, когда в спальном раздался странный стук. С первым же ударом не менее странный столбняк сковал и его и помощника. Голубев видел бескрайнее удивление в глазах прапорщика Шарапова и догадывался, что на его собственной физиономии нарисовано удивление нисколько не меньшее.
Время тянулось, как густой сироп. На стене напротив висели часы, и Голубев подумал: не остановились ли они. Но нет, часы всё-таки шли.
Прошли долгие десять минут, и стук, нёсшийся из спального, резко оборвался. Как только прошел сковывающий тело паралич, Голубев подорвался с места со скоростью, превышающей средние человеческие возможности. Распахивая до конца дверь в спальное, он увидел падающего на пол Морина.
Полный самых мрачных предчувствий, Голубев медленно подошел к стене и склонился над Мориным. Белое как мел лицо с закатившимися глазами, сведенное судорогой тело. А руки! Вместо кистей какая-то мешанина из кровавого мяса и раскрошенных костей.
Голубев растеряно огляделся. Никто не спал – с каждой кровати свешивалось по любопытной голове. Сбоку сосредоточенно блевал Трохин. Отблевавшись, он бросил на Голубева жалобный взгляд и откинулся на подушку.
«Эх, Троха, – совершенно не к месту подумал Голубев. – Я думал, у тебя нервишки покрепче будут».