– Ну и тяжел же ты, едрень фень, – произнес тот, заметив, что гость приходит в себя. – Еле допер тебя вчера до кровати. Скорую даже пришлось вызывать. Всю ночь зубами скрипел. Удар тебя хватил, сказали. Мол, пить надо меньше в такую жару. Да я, думаю, не в питье здесь дело-то. Материалисты хреновы, едрень фень! Тут у человека душа кровью бродит – а они все в алкоголь переводят.
Деснин с усилием разодрал слепленные губы, хотел что-то сказать, но у него ничего не вышло. Скипидарыч подал ему ковшик с водой. Деснин машинально сделал несколько судорожных глотков. Сознание медленно вползало в мозг, захватывая все новые и новые территории. Он с трудом вспоминал, где он и что с ним, и кто этот неумолкающий мужичок.
– С армии у меня еще это, – наконец проговорил Деснин, – Раньше зарубало время от времени, а теперь очень сильно надо постараться, чтобы у меня перемкнуло.
Он поморщился, приложив руку к голове, затем попросил:
– Закурить дай.
Скипидарыч протянул пачку «Примы». Деснин с трудом присел на кровати, закурил.
– О, моя любимая! – встрепенулся Скипидарыч, услышав едва различимую сквозь помехи мелодию, которая доносилась из добитого приемничка. Он схватил аппарат и пару раз шмякнул им об стол. Что-то хрустнуло, и из динамика захрипел Высоцкий:
…А в ответ мне: «Видать, был ты долго в пути —
И людей позабыл, – мы давно так живем!
Траву кушаем, век – на щавели,
Скисли душами, опрыщавели,
Да еще вином много тешились, —
Разоряли дом, дрались, вешались».
«Я коней заморил, от волков ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад,
Укажите мне место, какое искал, —
Где…
Высоцкий запнулся на полуслове. Скипидарыч пару раз треснул по приемничку, но тщетно.
– Тьфу ты, едрень фень! Ну и ладно, – оставил он приемник в покое. – Слыхал, Коля? Прямо как про тебя песня-то. Ой, Коля, отстал ты от жизни, не знаешь, что у нас здесь творится. Черти что творится. Ты хоть знаешь, что произошло, пока ты, так сказать, отсутствовал?
– Ну, слышал, демократия победила, коммунизм рухнул, реформы всякие и… – вяло пробормотал Деснин. Ему было совсем не до этого.
– Во-во-во, – перебил его Скипидарыч, – реформы. Только улицы переименовали, да памятники посносили – вот и все реформы. А еще демократия эта, «глас народа»… Между прочим, глас народа и Христа распял – поговорка такая есть. Да ладно, хрен с ним, с демократией. Кабы одна эта напасть – мы бы с нею справились. Так у нас, Коля, тепереча капитализм – сечешь, в чем дело-то? Эта самая демократия с капитализмом – не разлей вода. Да еще либерализм чертов – сиречь вседозволенность по Достоевскому, а по-нынешнему – беспредел. Эта напасть похуже будет коммунизма с фашизмом, едрень фень. Как кто-то сказал: «Во всяком цивилизованном государстве богатство священно; в демократических государствах священно только оно». А богатство-то все это от дьявола. Прально говорят: богатому черти деньги куют. Ох, злато, злато! Сколь из-за тебя зла-то! Но ничего, скоро Бог покарает богатых за то, что они заняли место Бога!