Ледоход - страница 12

Шрифт
Интервал


Ратоборствуя против тленья – пыланьем.

Богоматерь Владимирская. Икона

Очи ее – сливовые.
Руки ее – ивовые.
Плащ ее – смородиновый.
Родина.
И так ее глаза печально глядят,
Словно устали глядеть назад,
Словно устали глядеть вперед,
Где никто-никто никогда не умрет…
А мы все уходим. И мы все – уйдем.
…Лишь одна в Успенском соборе своем
Глядит печально, зная про то,
Что никогда не умрет никто.

«Милые, спите. Вас не тревожу…»

Иду к жертвеннику ближе и беру кадило.

Милые, спите. Вас не тревожу.
Кто-то отходит – кто-то родился.
Просто – душа меняет кожу.
Каждый из нас на страданье сгодился.
Из кожи и меди, из матерьяла,
Коий наждак и алмаз не брали,
Мы возродимся! Начнем сначала —
Как будто мы и не умирали.
Все вам наврали! Не типографской
Краской – а темперой златовласой
Нас обозначат! Не радиосказкой —
Правдой архиерейского баса.
Мы возвращаемся. Поглядите:
Это я – со шрамами пыток.
Это я – в побоях подпитий.
Это я – помнящий свиток —
Список тех, кто убит при попытке
К бегству
кто позорно стыл дезертиром
В зимней землянке
мокрый до нитки
Перед воюющим наглым миром

«– Мне в алтарь нельзя было – а я сюда влезла…»

– Мне в алтарь нельзя было – а я сюда влезла.
А ты кто?
– Чай, не признаешь меня, болезной,
драно пальто?..
– Бабушка, булку тебе, кипятка бы…
А здесь – вино да просфоры…
– Наплюй, дочка. Мы, старые бабы —
юного Времени воры.
Я ведь побирушка.
А звать меня Елена Федоровна.
А мать моя была графиня.
Над алтарем под куполом —
серебряные звезды.
– Елена Федоровна, не стой у дверей, простынешь.
…Поземка в дверь залетает, как в воду – весла.
– Иди сюда.
– Да нешто мне можно – к Царским Вратам!..
В грязном тряпье-то моем!..
– Иди. До Страшного Суда
Здесь будем стоять вдвоем.

Великая Ектенья. Молитва Елены Федоровны

Господи, дай Ты мне силы еще пожить
И у соседки на кухне вприкуску чайку попить.
А так мне больше ничего и не надо.
Солнышко горит зимой —
И в сумке моей согревается
     черствый хлеб ледяной.
Мы ведь привыкли эти льды да метели грызть…
Господи, а лучше и не надо, бо аз в сем мире бысть.
А я слышала другое:
О тех кого давно убили
кого давно пережила
чьи в мерзлых северных могилах
истлели вечные тела
О маме розовой графине
хрусталь очей пшеница кос
чье тело расстреляв в полыни
ногой спустили под откос
Она Флоренского читала
она в бессмертие души
так верила
она считала
на масло постное гроши