Дни отпуска проходили неимоверно быстро. Я стал поторапливать Мусю со сборами в дорогу. Мне казалось – они недостаточно серьёзны. Уже потом Муся призналась: как-то не отдавала себе отчёт в том, что на самом деле вместе со мной уедет из Дзержинска… В конце концов, всё же собрались.
Ночью 22 января 1942 года ушли на вокзал, имея при себе только минимум самых необходимых вещей. Провожала нас соседка Мария Степановна. Помогала нести вещи и неустанно недоумевала: как это нормальные, с виду, люди уезжать из глубокого тыла не куда-нибудь, а поближе, как она считала, к фронту?.. Ну, отец, – он военный – туда ему и дорога, а эта-то?.. Этой то чего там надо? Да ещё и с сынишкой маленьким… Безумцы.
Думали ли мы в то время, что покидаем родные места так на долго, что ещё шесть лет спустя всё ещё будем находиться в побеждённой Германии за Берлином?..
Добраться до Самойловки можно было только по железной дороге через Арзамас. Харьковский поезд отправлялся с Ромодановского вокзала…
Глава 2
Кукс против вермахта
На нарах. «Три острова». Из окружения – на курсы. Кадровики и запасники.
Первая Мировая учит Вторую. Сон на мёрзлой соломе. Вши и тараканы.
Банька по-саратовски. Вера в победу.
Ясный, чистый, свежий, хрустящий морозный январский день. Сокращая путь и средства, идём через замёрзшую Оку пешком к Ромодановскому вокзалу. Я несу Стасика на руках. Он в своей белой дохе, в белой же меховой шапочке. Мороз разрумянил щёки. Рядом шагает Муся. Стасик следит за ней глазами. Поворачивает голову в её сторону, если она ему не видна. Скромный наш багаж везёт на санках носильщик, точнее бы назвать возильщик. Лёд реки слепящее сверкает под холодными, но очень яркими лучами солнца. Как никак, а уже январь – день прибывает… Слева темнеют арки моста, справа – ледяная лента Оки. Перед нами – гористый правый берег, весь в голубых тенях. На снегу, островками покрывающем лёд, чёрные цепочки людей. Такой и запомнилась Ока около Горького в праздинчно сверкающий январский день военного сорок второго…
В вагоне забрались только к вечеру, скоротав время в зале ожидания, который мог бы быть и потеплее… Четвёртый класс пассажирского вагона, со сплошными полками – нарами. На них и предстояло спать. Устроились на «втором этаже». Нашим соседом оказался молодой лётчик – офицер, сразу же подружившийся со Стасиком. Сын держал себя при нашем устройстве на нарах, и всё время пути так, словно езда в вагоне железной дороги, которую он видел впервые в жизни, на досчатых нарах для него – самое обычное заурядное дело – все всегда, значит, так ездят… Необычным стало для него отсутствие радио и ставших привычными сигналов воздушной тревоги – просто чего-то не хватало. Это лишение он компенсировал тем, что объявлял её по собственной инициативе сам. Тогда в наступившей тишине вагона раздавался его звонкий голосок: «Глаждане! Здушна тлевога! Здушна тлевога!» «Глаждане» кто смеялся, кто вздыхал: вот вам детские привычки и забавы войны… Но доехали спокойно – без «здушных тлевог», как и в дни моего пребывания в Дзержинске – ни одной не случилось, как на заказ.