Ланселот вспомнил веселую пирушку, где он действительно озвучил такой обет; Гвиневра тогда хохотала громче всех. Потом он вспомнил вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь; попытался подсчитать, сколько раз он «исполнил обет», быстро сбился со счета, и решительно кивнул:
– Исполняю!
– Ну, тогда, – еще торжественней возвестил король, обводя толпу, в которой больше половины составляли рыцари, – возложи свою благородную руку на чело сэра Уррия!
Гефест наклонился с таким же торжественным лицом, и возложил божественную длань на лоб рыцаря, ожидая, что тот сразу же вскочит на ноги, вознося хвалу… конечно же, королю. Но Уррий был искушенным игроком, или артистом; он еще постонал, покряхтел, и встал со скрипом в членах – словно действительно с трудом отступил от дверей в Царство Аида. Так что Гефест успел вспомнить своего мрачного дядюшку, и то, как тот необычайно расшалился на последнем олимпийском балу.
– Соберемся ли мы вот так, вместе, еще раз? – помечтал он, – наверное, такое даже Зевсу не по силам. А вот Сизоворонкину!..
Он воспрянул духом; рядом так же воспрял, но уже телом, рыцарь Уррий. И совсем скоро в замке вовсю бушевал пир по случаю чудесного исцеления. Рядом с королем торжественно посадили сэра Ланселота, героя сегодняшнего дня. Только герой был совсем невесел.
– Что, кузнец, – пихнул в его в бок король Артур, он же Дионис, – не думал, что твоя Афродита не дождется тебя?
– Где она? – воскликнул Гефест, дрожа каждой жилкой тела.
– Скоро будет, – рассмеялся, успокаивая его, Артур, – королеве вздумалось свершить променад в компании десятка рыцарей и оруженосцев, – сказала, что больше не хочет видеть наши рожи. А может (он теперь усмехнулся злорадно), узнала, что ты приезжаешь… Это она!
Увы – в трапезную залу вбежала не королева; молоденький паренек, явно один из оруженосцев, пробежал мимо длинного стола пирующих рыцарей и распростерся у возвышения, где вкушали еду и, главным образом, питье Дионис с Гефестом.
Конец ознакомительного фрагмента.