– Что ты… – начал он и осекся. Он ожидал привычной боли, но ее не было. И крови тоже. Просто волосы, такие, как у всех.
– Не…ольно? – спросила Прасковья.
– Нет. Но вообще-то ты могла бы у меня узнать!.. Эй, что ты делаешь?
Не сводя с него взгляда, Прасковья теми же ножничками резанула и свою челку. Лицо ее исказилось. Несколько крупных капель крови, пробежав по ножницам, упало на пол.
– …идишь? Мои…олосы…ровоточа… – старательно выговорила она. – ...аньше такого не…ыло. Ты…онимаешь, что это…начит? Я…зяла твою боль!
Мефодий сглотнул.
– Тут другое. Темный дар Кводнона! – хрипло сказал он.
– Да……емный дар Кводно… Он…еперь только во мне и в…икторе… И еще я…алькири… Эти два дара…аздирают меня! Если бы ты знал, какие сны мне…нятся. Ты…наешь?…овори: знаешь?
Мефодий покачал головой.
– Но ведь…едставляешь? Да?
Буслаев кивнул. Какие сны могут сниться тому, кто получил почти все силы Кводнона, он мог себе представить. Люди с содранной кожей, идущие к тебе из тьмы, – это еще самое невинное, что может привидеться.
Мефодий посмотрел в центр груди Прасковьи – туда, где пылал ее эйдос. Он был очень ярок, хотя и с темным контуром. Это был свет, закованный в сосущую его тьму. Чем сильнее душил его мрак, тем яростнее и упрямее он пробивался. Мефу стало жаль ее. В этой хрупкой девушке с бледной кожей и пылающими скулами были заключены весь Тартар и весь Эдем. Как же больно и одиноко ей должно было быть, если даже циничный Шилов, жалея ее, стал ее оруженосцем, чтобы нести часть ее ноши!
– …иктору о…ень тяжело, – угадывая мысль Мефа, продолжила Прасковья. – Он…оспитывался в Тартаре, как…овое тело Кводнона, хотя не…нал этого… А теперь не…ает, кто он и зачем живет. Если мои силы…ойдут в Шилова, то Кводнон…озродится. Но…иктор не хочет, и я не хочу… Мы…опротивляемся…
Мефодий что-то пробормотал. Он был поражен, но не потому, что не знал этого раньше, а потому, что не задумывался. Прасковья и Шилов – невероятно! Они вдвоем, по сути, держат оборону против рвущегося в мир владыки мрака. И давно уже держат. А кто-то, глядя на них, пожалуй, решит, что они и сами мрак, такие они колючие, неуживчивые, вспыльчивые. А еще о Зиге заботятся. Вот и думай после этого о людях дурно. Если кто-то зол, ему, скорее всего, просто тяжело.
– Мне страшно! Ты…аже не…едставляешь как!