Теперь вернемся к Виталику Давлацкому. Чем же он привлек к себе внимание воспитателя в «дружном»? Поведением своим, конечно. Нет, мальчик не дрался ни с кем, не ссорился, ничего не крал, но… Но когда в день приезда в здравницу Кнышевские дети, расселившись по комнатам, в них и находились, раскладывая свои вещи, Виталик занимался другим делом.
Кропивин, устроив школьников в комнатах и решив пройтись по территории здравницы, спускаясь по лестнице со второго этажа спального корпуса, отведенного Кнышевцам, услышал громкий, медленный и ритмичный стук. Воспитателю показалось, что кто-то бьет по кафельному полу тяжелым предметом. Спустившись в вестибюль, Игорь Владимирович понял, что так оно и было. Мальчик, в котором Кропивин узнал ученика Кнышевской школы, не замечая воспитателя, сидя на корточках, огромным камнем (и как только он удерживал его в маленькой руке) упорно бил по кафельному полу. «Но зачем?», – Мелькнула мысль в голове воспитателя, когда он, сделав два прыжка, выхватил камень, высоко занесенный перед очередным ударом, из рук, как позже открылось, Виталика Давлацкого. И только тут Кропивин понял, что мальчик бил не просто по полу, а по боевому патрону крупнокалиберного пулемета. Игорь Владимирович, не успев еще в полной мере в те секунды осознать, чем мог закончиться жестокий эксперимент ребенка, действуя автоматически, быстро спрятал патрон в нагрудный карман своей рубашки. Только потом он выяснил и то, как звали мальчика, и то, что патрон Виталик выменял у одного из молдавских школьников на шоколадку, которую в дорогу Давлацкому дала бабушка.
А что касается оружия и боеприпасов, то всего этого находилось на территории детской здравницы немало: и армейские штык-ножи, и патроны различного калибра, и даже две гранаты Ф-1, которые, правда, как рассказал директор «Дружного» Кропивину позже, были случайно обнаружены в комнате одной двенадцатилетней девочки из Приднестровья еще до приезда в лагерь Кнышевцев и переданы работникам милиции.
«Детство обожженное войной», – где-то Кропивин слышал такую фразу, но только в «Дружном» он почувствовал всю ее тяжесть и вопиющую неестественность в сочетании слов тяжесть эту обозначающих. «Если дети, то при чем же война?», – подумал Игорь, который вырос в отечестве, подарившем ему мирное детство, – «несоразмеренность какая-то получается, несоразмеренность слов или это уже несоразмеренность явлений непостижимых умом человеческим».