А Лизка, да Катька, что еще недавно в любви ему клялись, да в
опочивальню зазывали, вообще нос сюда не казали. Видимо так любили.
Юноша хрипло рассмеялся в темноте душной комнаты.
Верховный Тайный Совет в полном составе уже Аньку на
царствование зазывают. Но он еще не умер! Твари. Все твари. Плохо
только, что очень уж поздно он это понял. И ладно бы, что, поняв,
сумел выкарабкаться, почитай, из могилы, тогда бы все они у него
точно поплясали, в большинстве своем на эшафоте. Вот только,
костлявая уже протянула к нему лапы. Нет, не сумеет он исправить
то, что натворили все эти уроды с его молчаливого согласия за все
те малые годы его царствования.
Иной раз вообще мысли странные в голове бродили — а что, если
его специально заразили, аль отраву какую посыпали? Ведь начал он
зубы понемногу показывать, начал. И у Долгоруких на поводу пошел,
Катьку замуж позвав, чтобы они пока палки в колеса не вставляли. А
вот Остермана как раз перед болезнью осаживать начал. Тот ажно дар
речи потерял. Юноша снова засмеялся, чувствуя при этом как по щеке
потекла слеза.
Поздно. Ничего уже не исправить. Но как же страшно умирать, как
же страшно.
Дверь приоткрылась, и в комнату вошел поп какой-то. Затуманенный
взгляд юноши уже не мог распознать, кто именно перед ним стоит.
— ... Соборовать бы надобно... — долетело до юноши, а по его
телу прошла болезненная судорога.
Палец священника коснулся его лба, и тут юноша вскочил на
кровати и четко произнес.
— Велите сани запрягать! К сестрице своей Наташеньке поеду, — и
он упал обратно на перину, а священник переглянулся с медикусом, и
принялся креститься, нашептывая молитву, ведь Великая княжна
Наталия Алексеевна уже год как преставилась.
— Государь, — еще раз перекрестившись, поп тронул императора за
плечо, сразу же почувствовав вместо уже привычного жара, едва ли не
обжигающий холод. — Государь! — но юноша, бывший императором
Российской Империи под именем Петра II, уже его не слышал. Он
мчался в призрачных санях туда, где, как он надеялся, его
действительно ждали и любили.
***
— Романов! Романов, да вставай же ты, — кто-то тряс меня за
плечо, отчего я окончательно проснулся, все еще до конца не
понимая, где я нахожусь, и кто позволил себе так фамильярничать со
мной. Даже Ванька, чтоб ему черти отдельный котёл приготовили,
никогда не называл меня просто по имени. Тем более, по фамилии, да
еще и тряся при этом, как дворовая собака пойманную крысу.
Приоткрыв один глаз, я уже хотел было стражу кликнуть, чтобы
схватили наглеца, да в застенки утащили, но тут же распахнул уже
оба глаза и резко сел, оглядываясь по сторонам. Что это за место?
Где, мать вашу, я нахожусь?!