У эспадрона был скруглен кончик, тренировочная, значит, шпага.
Сделав шаг к зеркалу, я встал в стойку.
— Салют, — взмах приветствия и шпага застыла в средней стойке,
моей любимой, учитывая отнюдь не маленький рост. — Ан гард! — я
смотрел на своего двойника в зеркале, но образ Петеньки был все еще
чужд мне, поэтому было так легко представить, что напротив стоит
настоящий противник. Месье Ломмер был всегда доволен моими успехами
в фехтовании.
Выпад, поворот, вторая нога не отрывается от пола, клинок
встречает на своем пути клинок соперника. Захватить его ближе к
эфесу, повернуть кисть. Снова поворот и застыть в стойке, не отводя
взгляда от соперника. В какой-то момент свет моргнул, а зеркало
словно исчезло, разлетевшись на куски. Остался только освещенный
круг, за которым была темнота и мое отражение, уже и не отражение
вовсе, а тень, нет, не тень, самый настоящий соперник, ловкий и
умелый, который сейчас первым начал атаковать. Финт в аппеле отвлек
внимание, потому что я не успевал отбить удар. Сосредоточься, твою
мать, Петр свет Алексеевич. Иначе быть тебе битым.
Веселая злость плескалась во мне, как то вино с пузырьками,
которое Лефорт притащил в подарок однажды. Вино то шампанское
называлось, и сразу не понравилось мне, но потом пузырьки те
сделали дело свое, в голове стало легко, а в теле появилась
приятная возбужденность. Сейчас я ощущал нечто похожее, когда
совершенно отчетливо услышал лязг столкнувшихся клинков. Вот только
соперник мой зло усмехнулся, и я увидел, как его лицо исказилось, а
сквозь знакомые черты проступила звериная сущность. Лишь на миг
открылся мне этот мой зазеркальный двойник, но я уже понял, что,
если не убью его, то добром это не закончится.
Если до этого момента мне казалось, что вся эта битва, всего
лишь дурачество, то сейчас все пошло как на самой взаправдешной
дуэли. Никакой злости и дурачества уже не было, была только полная
сосредоточенность на своих движениях и на движениях своего
противника. Удар, еще удар. Месье Ломмер всегда призывал не
затягивать схватку. Если я хочу победить, то должен закончить в
два-три удара. Финт, ангаже и переход в проходящий батман, рывок и
шпага зазеркального Петра вырывается у него из руки и летит куда-то
в темноту. Но я жалостью никогда не страдал, не научили меня
жалости, поэтому без пускания слюней вонзил шпагу в грудь
сопернику, даже на мгновение забыв, что конец у нее закруглен. Как
бы то ни было, но вошла шпага в его тело очень даже хорошо. На
белой рубахе начало расплываться белое пятно, а сам Петр упал на
колени. Я невольно перевел взгляд на свою одежду, но она оставалась
чистой, да и боли никакой я не чувствовал. И тут только я заметил,
что одет он был так, как мог быть одет я сам, там в том мире. Белая
рубаха с кружевами на рукавах не оставляла в этом никаких
сомнений.