Подцепив свитерок, я одним махом
стянула его через голову и бросила на диван. Прохор Германович замер, как
вкопанный. Даже волоски на его голове встали дыбом, а глаза напоминали блюдца.
Дрожащими пальцами нащупала молнию юбки и просто довела до самого конца. Она
распахнулась, упав на пол тряпочкой. Ректор больше не дышал, он стал мраморной
статуей.
— Вы же этого хотели? —
подначивала его я, многозначительно выгнув бровь. — Ну, так что дальше?
Указания будут?!
Он смотрел на меня целую
вечность, пробирая до нутра. В самую суть, раскладывая на молекулы. Смотрел,
смотрел, смотрел… Думал, прикидывал… Никаких эмоций не отражалось в той маске,
что Прохор Германович предусмотрительно натянул. Пустота.
А затем он опустил взгляд на
одежду, кратко скомандовав:
— Оденься.
Я будто не расслышала:
— А?..
Оставив меня без ответа, он резко
развернулся на пятках и вышел так быстро, что и глазом моргнуть не успела.
Только лишь когда дверь с грохотом ударилась об лутку, посыпалась побелка, я
поняла — она не была заперта все это время. Силы покинули меня, ноги
подкосились. Заливаясь горькими слезами, поспешно натягивала обратно одежду.
Радуясь лишь тому, что никто иной в помещение зайти не решился. Почему-то
казалось, словно ОН это проконтролировал.
***
— Малышка, — одернула меня
Марина, когда я черт знает сколько пялилась перед собой, ни о чем не думая, —
прием! Ты как?
— Я… — проведя ладонями по щекам,
я слегка их пощипала. Прошла неделя после происшествия в кабинете. Прохор
Германович больше не давал о себе знать, а я все никак не могла выкинуть из
головы его взгляд. — Все хорошо, Мариш! Правда.
— Ага, — девушка закатила глаза и
погладила меня по руке. — Я прямо вижу, как счастье у тебя из всех щелей лезет…
— Из каких, например? —
попытавшись свести все в шутку, комично проиграла бровями.
— Ну на данный момент, — подруга
подхватил салфетку со стола, стирая остатки мороженого с губ, — из одной и
вполне конкретной. Признавайся, ты до сих пор из-за выговора ректора так
грустишь? Тяжело быть идеалисткой, солнце!
Я до одури любила и ценила свою
единственную лучшую подругу Марину, и эгоистичная часть меня требовала
рассказать ей все, что пришлось пережить совсем недавно… Но другая, объективная
и разумная, не позволяла этого сделать. Разве правильно вешать проблемы на
дорогого человека? Для меня ответ был единственный и правильный — нет.
Поэтому этот кипящий внутри вулкан приходилось тушить самой.