— Пристань туманов. Или Набережная туманов, — перевела я.
— М-м-м, звучит красиво.
Сильный, сдержанный и немногословный. Таким был герой Жана Габен в том проклятом фильме. Я была в него тайно влюблена. В них во всех, одиноких героев с моральным кодексом самурая, безнадёжно влюблённых в роковых красавиц. И всё равно между Хамфри Богартом, героем «Касабланки» и Жаном Габеном — выбрала француза.
— Так не играют в рулетку, так в ней не выиграть.
— Разве есть способ в ней победить?
— Есть способ проиграть не так быстро.
Цитировала я маме. Не из этого фильма, и даже не из французского. Но тогда мне хотелось показать, насколько для меня всё это важно. А ещё, что в отличие от неё, папы, бабушки, дедушки и даже в отличие от Гринёва, я не собиралась в медицинский. Я в доктора не пойду.
— У тебя есть ещё целый год подумать, — говорила она. — И вообще, одно другому не мешает.
Я соглашалась, просто не желая спорить.
Она отступала, в надежде, что я передумаю.
— А знаешь, что, — вдруг сказала она, когда мы свернули в подворотню, чтобы сократить дорогу. — Куда бы ты ни решила поступать, не бросай французский.
Это были едва ли не её последние слова.
После её смерти я не сказала на французском ни слова.
И зачем только мы свернули? Почему не взяли такси? Ведь всего и надо было — остановиться. Или пойти другой дорогой. Но мы свернули…
.
— Может, квартиру обокрали? — спросила я Гринёва, оглянувшись по сторонам, со слабой надеждой, что ни Оксанка, ни тёть Марина, даже Урод тут ни при чём.
Следы пальцев на покрытой пылью тёмной мебели. Открытые шкафы. Передвинутые вещи.
Меня тоже не отпускало ощущение: в квартире что-то искали.
— Смотря что ты имеешь в виду, говоря «обокрали», — усмехнулся Гринёв. — Ведь не из-за этого же тебе понадобилось прийти.
— Я пришла за серёжками. Хочу надеть на выпускной, — соврала я.
— Ну так бери. И пойдём, — усмехнулся Андрей и мне не поверил.
Затаив дыхание, я открыла маленький ящичек, где мама хранила серьги с параибой.
Серёжек не было.
«Может, мама их переложила», — дёргала я ящички, неизвестно на что надеясь.
Нет, уже известно на что. На то, что Оксанка не просто так приходила вчера вечером — она пришла положить на место то, что не принадлежит её маме.
Что не тётя Марина таскала из квартиры наши вещи. Не мамино платье мялось в ворохе её вещей. Не бабушкина камея пылилась в вазочке на тумбочке. Не на дедушкины настольные часы с бронзовым львом, увитые перламутровыми белыми розами, она небрежно бросила свою сорочку. И в старинном ящичке на комоде лежали не наши серебряные ложки с витыми ручками и ручной резьбой.