— С днём рождения, Мотылёк! — сказала мама.
— Спасибо, — улыбнулась я, ещё не совсем проснувшись, не до конца осознавая, что сон, а что явь. Но безжалостное утро грохотом посуды на тюремной кухне, лаем собак во дворе и криками охраны тут же отрезвило — это просто воспоминание.
Воспоминание о той, прежней жизни, которой у меня уже никогда не будет.
О том последнем утре и моём восемнадцатом дне рождения, когда у меня была мама, я проснулась в уютной комнате и тёплой постели в нашей большой дедушкиной «профессорской» квартире, вдохнула запах дождя и маминых духов, и крепко-крепко её обняла.
— Прости меня, мам, — выдохнула я сейчас и закрыла глаза.
Из-под сомкнутых век выкатилась слезинка. Но я поспешно её смахнула (дала себе зарок не плакать) и села на жёсткой скрипучей кровати. Скривилась от запаха спермы. Глухой болью прострелило по позвоночнику. Запершило в саднящем горле. Всё это ерунда, напомнила я себе. Всё, что он делал со мной до этого. Но сегодня…
Сегодня мой день рождения. Сегодня тот, кто закрыл меня здесь, кто запретил смывать с живота своё семя, кто лишь елозил по моему телу своим могучим хреном, сильными гибкими пальцами и каждый день кончал мне на лицо, на спину, на задницу, придёт взять то, на что давно облизывается. Он так решил, что сегодня — мой день. Сегодня он трахнет меня по-настоящему. И будет трахать так, что я не смогу ходить, не смогу сидеть, охрипну стонать: от боли и наслаждения. Сегодня я стану взрослой и это… тут он мерзко заржал… это его подарок. Настоящий, а не все эти безобидные ласки.
Каждый день с того злополучного вечера, когда наши глаза встретились, я думала: если бы я не посмотрела на него тогда, не проснулась ночью, не увидела, как он трахает на кухонном столе Оксанкину мать, просто прошла бы мимо в туалет, а не уставилась в открытую дверь, и не смотрела, как загипнотизированная, первый раз увидев как занимаются сексом.
Если бы сделала вид, что ничего не видела, пришёл бы он в тут же ночь в нашу с Оксанкой спальню? И пока я молча пыталась сопротивляться, не зная, что делать: закричать и разбудить весь дом или наоборот, стараться не издавать ни звука, чтобы Оксанка не проснулась на втором ярусе кровати у меня над головой, а её мама не услышала нас в соседней комнате, этот урод, засунув пальцы мне в трусики и зажав рот, тёр клитор. Пока я не вздрогнула, первый раз в жизни испытав оргазм. А он не закряхтел, кончая в штаны.