– Я захлебнусь от дикой свободы,
Боль позабыв, не чувствуя раны —
Мне еще хватит сил для удара —
И упаду на рассветный берег.
И – опустившись на одно колено, полушепотом, под затихающий мотив:
– Помню лишь слова:
«Что же, добивай!».
Знаю – в эту ночь
Я шагнул за край…
И, словно последние силы оставили его, он рухнул лицом вниз на сцену. Свет погас, но Эрика все равно четко видела неподвижную фигуру Владислава. Прошла минута… другая… он по-прежнему не поднимался. Мысль пришла внезапно, и почему-то Эрика сразу поверила ей: это не игра и не шоу. У него действительно нет сил встать. Эрика протянула руку и коснулась одного из его браслетов, успев удивиться, насколько холоден металл, хотя в зале и тем более на сцене становилось все жарче. Владислав стиснул ее руку – сильно, до боли. Но, казалось, это придало ему сил, в льдисто-голубых глазах вспыхнуло прежнее пламя. «Спасибо», – шепнул он, прежде чем снова подняться на ноги.
Перерыв затянулся. Один из гитаристов – тот, что с синей гитарой – отошел за кулисы и некоторое время шептался там с кем-то. Басист сел на краю сцены, и там сразу собралась толпа желающих пожать ему руку, а кто-то даже протянул билет и ручку, и музыкант непослушными после долгой игры пальцами вывел свою роспись. Второй гитарист полез куда-то за ударную установку, нашел там полупустую бутылку воды и запустил ею в зал. Бутылка не была закрыта, и первые ряды обдало брызгами – что при такой жаре было весьма кстати. И только Владислав все так же стоял в центре сцены. Эрика заметила, что он как будто не очень твердо держится на ногах… Первый гитарист подошел к нему и что-то зашептал на ухо, показывая на воображаемые часы на руке. Владислав кивнул и снова взялся за микрофон.
– Мне тут говорят, что наше время истекает, – голос, еще недавно безупречно чистый, вновь звучал хрипло, слова давались ему с трудом. – Мы не слишком вас утомили?
Единодушный вопль «Нееет!». Владислав слегка улыбнулся.
– Ну хорошо. В таком случае мы сыграем еще одну песню… совсем новую… Я сам еще не очень представляю, как она звучит, потому что написал ее три дня назад.
Одобрительные возгласы и крики «Ну давай уже!», «Сейчас заценим!». Владислав поднял руку, требуя тишины. И зал мгновенно смолк, повинуясь его жесту.
– Это еще не все, – Эрика с трудом узнавала его голос. Так говорят, когда пытаются скрыть сильную боль или предельную усталость… – Это… не совсем обычная песня. И я хочу… чтобы один из вас… сейчас… поднялся ко мне на сцену.