– Принцесса!
– Принцесса!!
– Принцесса!!! – тревожно неслось уже отовсюду – из замка, из сада, с дозорных башен. И даже с дворцовых угодий.
– Прин-цес-са-а-а…
Она стремглав бросилась вниз по лестнице.
В большом тронном зале, несмотря на раннее утро, собрались все придворные. Стыдясь своих растрепанных волос, она раздраженно спросила:
– Кто осмелился тревожить меня раньше, чем я того пожелаю?
– Выслушайте нас… – храбро выступил вперед Главный зодчий. – Этой ночью случилось землетрясение. Разве Вы, Ваше высочество, не почувствовали? Многие дома Ваших подданных, живущих за дворцовой стеной, разрушены. Но самая большая беда… – Главный зодчий теребил бороду, не решаясь произнести страшные слова, – Треснули стены дворцового храма, свод рухнул на алтарь, похоронив под собой нашего Верховного жреца.
Принцесса побледнела, беспомощно озираясь по сторонам в поисках Звездочета, пошатнулась… Ее подхватили руки предупредительных фрейлин.
* * *
Хоть первая попытка и оказалась неудачной, она не заставила его отступить, отказаться от задуманного. Среди миллиардов крупинок, бесславно прозябавших в его всеобъемлющем железобетонном теле, он выбрал одну – человека в потертой куртке, с уныло поникшими плечами, с глазами, будто фитили старинной керосиновой лампы – приспущенными и застывшими на грани угасания. Человек этот был пуст изнутри. Он не любил никого, и никто в целом мире не любил его. Он был лишь жалкой тенью самого себя. У него не осталось желаний, равно как и сожалений, потому что ему не о чем было жалеть и нечего было желать. А ведь на свете он прожил всего три десятка лет. Классический экземпляр самоубийцы. Классический экземпляр для эксперимента.
И гигантское чудовище, полонившее пол земного шара, выделило его в монотонном и унылом круговороте человеческих судеб, вгляделось в него пристально и сумрачно, будто в зеркало, будто в крохотную модель самого себя, разъедаемую изнутри вселенской тоской.
Человек в потертой куртке, конечно же, не мог знать, что стал объектом внимания, объектом фантастических надежд. Но только однажды, когда он, лениво развалясь на таком же потрепанном, как его куртка, кресле, предавался привычному бездействию, он вдруг увидел девушку с шикарными оливковыми волосами и ощутил, как тело его, этот слишком долго пустовавший сосуд, заполняется прозрачным, радостно журчащим потоком, имя которому Любовь.