Гриц пожевал травинку и сплюнул.
– Вешать, так вешать, – сказал он.
– Как вешать? – не понял Сатин.
– Высоко и коротко.
Казаки завернули барону руки за спину. Генерал-майор не стал смотреть, как они запихали де Тотту кусок бумаги в рот – то самое скомканное донесение, которое выпало у него на землю. Потом подтащили к ближайшей кривой иве на берегу Олты, посадили верхом, подвели коня под толстую ветку, накинули на шею веревку и с гиканьем ударили нагайкой по лошадиному крупу.
– У степ, – про себя повторил Григорий. Губы его сжались в жесткую складку. – В степь.
Вечером генерала пригласили в палатку командующего. «Уже донесли. – Потемкин чертыхнулся. – Что за народ?»
Румянцев сидел за раскладным походным столиком и двигал по доске шахматные фигурки.
– Научили бы вы меня, Григорий Александрович, играть, – обратился он к вошедшему. Вид фельдмаршал имел довольный, сразу ясно – сытый. – Вашими молитвами сегодня весь лагерь ложится спать не на пустой желудок.
– Рад стараться.
Румянцев указал на стул.
– Не понятно мне, почему одни фигуры ходят так, а иные по-другому. Есть которые и через клетки перепрыгивают. Эти на вас похожи. А есть, которые из пешек могут пробиться в ферзи. Эти – на меня. Я старый барбос. Давно служу. Но такого самоуправства, как с вашей стороны, под моей командой еще никто себе не позволял.
Судя по голосу, фельдмаршал даже не сердился. Он размышлял вслух.
– То ли я сдаю? То ли вы сударь – птица неведомой мне породы.
Потемкин молчал. Что ему было говорить? Теперь, охолонув, он думал, не погорячился ли с французом? Надо было его чин чином вести в лагерь, снимать показания, тащить на переговоры, а потом слушать рассказы барона о зверствах русских… Гриц почувствовал, как снова начинает закипать.
– Вы что же, прямо так его и повесили? – с нескрываемым интересом спросил Румянцев.
Потемкин кивнул.
– Дипломата?
Снова кивок.
Долгий, долгий вздох старика.
– Ну и правильно сделали.
Глава 2
«И будете, как звери степные»
Осень 1773 года. Оренбургская губерния
Крепостица с кулачок. Взяли наскоком. Комендант не успел даже из постели выпрыгнуть. Вытащили его во двор уже без рубашки. Жену, полоумную от страха, – за косы. И по рукам. Хороша, бабенка! Пугливая, мягкая, как белая телочка перед мясником.
Казаки шарились по дому, а с улицы гремел набат с единственной колокольни, как боталом о ведро. Тащили из подклети сундуки, рубили саблями крышки в надежде разжиться крепостной казной рублей на двадцать.