На демонстрацию мы уходили довольно рано, и до двух-трех часов дня мы «демонстрировали верность и единство». Но голод не тетка, и к этому времени у всех «демонстрантов» просыпался волчий аппетит. Я вспоминаю, как взлетал на наш второй этаж дома, учуяв манящий запах пирогов. Боже, до чего же это было вкусно!
Когда у нас бывали гости, то пирогов, естественно, пеклось побольше. Для нас, детей, делали отдельный стол. И вот тут и случались интересные сценки.
Во-первых, иногда устраивались соревнования на то, кто сколько чашек чая выпьет за раз и не сдастся, то есть не выйдет из-за стола по малой нужде. Боролись в финале и соревновались до победного конца чаще мой друг Славка и моя сестра Таня. Они одолевали по пять-шесть чашек чая! Окружающие с интересом следили за их состязанием. Чаше побеждала Таня – или может быть, Славка, как настоящий мужчина, пропускал вперед, к славе, упорную женщину.
Таня поражала еще тем, что когда начиналось угощение и мы только попробовали теплые пироги, тут Таня часто спрашивала маму: «Тетя Нина, если я этот кусок съем, то дашь еще?». Конечно, мама ее успокаивала – ешь на здоровье, дам. Так и осталась Таня в памяти со своим вопросом: «Это съем, так дашь еще?»
Во-вторых, после чая с пирогами начинались разные фокусы и розыгрыши. Отец устраивал представление – борьбу нанайских мальчиков.
Это было быстрое и впечатляющее зрелище, заключающееся в том, что отец одолевал в борьбе какого-то мальчишку, напавшего на него. Хотя все заключалось в том, что противником служило полено, хорошо замаскированное под мальчишку.
Играли «в колечко», когда надо было незаметно для водящего передать колечко, двигая его руками по веревочке. Было еще много разных развлечений, помимо карт, лото и домино.
Жили мы в Верхнем Посаде – самой старой части Вологды. Наш дом называли Свешниковским, а слева и справа стояли Линдеровский и Алаевский дома. Как и во всем мире, дома в Вологде назывались по именам хозяев.
Это было естественно и понятно людям. Долгое время продолжала существовать эта «частнособственническая» привычка по-старому называть дома.
При советской власти всем домам присвоили безликие номера. Если раньше при упоминании имени любого домовладельца у людей возникал образ дома, что-то вспоминалось и о самом хозяине, то после начавшейся революционной катавасии все круто поменялось – тогда же появились номера домов. По номеру дома ничего о нем не скажешь и тем более ничего не узнаешь о хозяине, даже о бывшем.