Короче, сговорились. Рынок и впрямь вложений требовал, а откуда они в городской казне?
И вот теперь продавцы с улицы Революции, поздно прочухав, что к чему, ударились в акции протеста. Дескать, не надо нам нового рынка – дорогу перекрывают, жалобы пишут. А куда деваться, мелким хозяйчикам нынче места все меньше, время такое.
– И еще, – мэр немного помедлил, слушая, как Логинов тяжело, с присвистом дышит в трубку, – У тебя там дачники вора порешили, что делать-то собирашься? Человека, небось, уже за решетку засадил?
– Разбираемся. Вроде как старика и сажать не за что. Самооборона. Аффект. Под подпиской он у нас.
– Слов-то понабрался, умник… Вот и я так думаю – не слишком виноват дачник-то. Зря вы вообще все это раздули.
– А мы, что ли? Газетчики разнюхали, телевидение… Они, огородники, и так всю плешь проели – дескать, город на них рукой махнул. Скупки металла закрыть требуют. Тоже – головная боль, сам знаешь. Грабят их.
Игорь Павлович поморщился:
– Знаю. Ты вот что… Ты пока помедли там со всем этим. Придумаем, как ситуацию использовать. Кто там у них в обществе председатель? Я слышал – Корытин?
3.
Только в одном городе, где жил Кузьма Сергеевич Томилин, ездили на работу, получали пенсии, в школах учились несколько сотен тысяч человек. Невеликий, конечно, муравейник выходил, но ведь и не деревенька какая-нибудь. Но кто, где, за какие грехи выделил из этого достаточно большого количества людей в то злополучное утро именно его, Томилина, – этого старик понять не мог. Вроде жил, как все, в меру правильно, квартиру заработал, дачу, язви ее теперь, сына поднял. Машину вот только купить не успел: копил, копил – и докопился до дефолта. Зря, выходит, ишачил. Но ведь и не ишачил-то по большому счету – работал, ночами не спал, заводу весь отдавался. Чего греха таить – порой и не до семьи было. А теперь… Завод не поймешь, в чьих руках, народу посокращали – жуть. Хорошо, успел Кузьма Сергеевич на пенсию уйти, успел на дачке своей разместиться. Проводили хорошо, даже холодильник подарили, а потом…
А потом вот даже до бомжа этого дошло.
Почему?
С Богом у Томилина отношения были сложные. В церковь он не ходил, но сына крестил в деревне, на дому у бабки Караваюхи, причем, крестил в те времена, когда за это ох, как схлопотать можно было. Вызвали бы в горком (а завод по статусу был прямо в горкомовском подчинении) – и прощай, должность. Впрочем, туда и так вызывали часто. Однажды все руководство завода на ковер поставили. Чего это, мол, у вас на территории ночью столько лампочек горит? Не знаете, какая должна быть экономия? Ну, директор давай оправдываться: подъездные пути, мол, техника безопасности. Куда там! Схлопотал Данилыч строгача, схлопотал, а лампочки – как горели, так и гореть остались.