Подгоняемые тем, что главный идеолог, может на ходу придумать что-нибудь еще, отъезжающие, загрузились достаточно быстро. Каждый из партийцев, глядя на оставшихся прозябать в тоске товарищей, был в душе рад, что выбор пал не на него, ибо с Владимиром Ильичом уезжала и касса, то волшебное корытце, ставшее впоследствии предметом горячего вожделения любого партийного функционера. Наконец два раза протяжно свиснув и пустив клубы пара, паровоз потянул за собой вагон. За окном, стоя на перроне, уплыли в небытие экзальтированная, беременная сионистка, два экспрессивно жестикулировавших кавказца и качаемый ветром, дурашливо улыбающийся Оскар Блюм.
Рассовав, чемоданы и короба по полкам и скинув верхнюю одежду, все пассажиры, по команде партийного клоуна, массовика-затейника Карла Радека, встали и затянули «Интернационал». Драть глотки в поездах, изображая хоровое пение, было исконно российской традицией, возведенной в ранг ритуала, которому в те времена, следовали многие соотечественники. Но распевать революционные гимны, после того как в вагон сядут немецкие офицеры, Ильич счел не этичным. Поэтому обязательную программу решили откатать сразу и уже только за тем, немного перекусить и выпить.
После «Интернационала» исполнив ленинские любимые «Не плачьте над трупами павших бойцов» и «Нас венчали не в церкви». А уже после практически весь вагон пустился в пляс, под зажигательные «Семь сорок» и «Хава нагила». Владимир Ильич поморщился – Можно подумать, что мы следуем, не в колыбель русской революции Петроград, а какой ни будь Бердичев! Однако евреи, как свойственно их национальному темпераменту, вспыхивать как порох, но гореть не долго, вскоре угомонились и полезли по чемоданам, желая подкрепиться, ибо знали, что основные испытания их ждут впереди.
Ленин и Крупская, делили купе с четой Зиновьевых. Прикрыв по плотнее дверь, что бы ни раздражаться присутствием товарищей по партии, они выложили на стол вареные яйца, огурцы, курицу, свежий хлеб и круг колбасы. Ленин достал литровый штоф первоклассного шнапса, который хранил при себе уже несколько недель, ожидая случая. Выпили смачно и закусили. Вскоре процесс повторили.
Через короткое время, в противоположном конце вагона, послышалась возня. Как и следовало полагать, революционеры не поделили место в сортире, единственном на всех. (Второй, возле купе, где должны были разместиться немцы, держали закрытым.) Офицеры Великой Германии отличались брезгливым снобизмом и не желали делить отхожее место с российской социал-демократией. Потасовку устроили эсеры, склонные в любых спорах быстро переходить на мордобой, и БУНДовцы, хотя и меньшие числом, но такие, же борзые, не толерантные и политически безкультурные. Ленину лично пришлось принимать участие в улаживании конфликта. Поименовав себя в отсутствии немцев главным в поезде, он пригрозил впредь любых скандалистов высаживать на ходу, как говорят у нас, без суда и следствия. Эти угрозы возымели действие, но только до тех пор, пока на границе двери тамбуров не опломбировали.