…Холодный промозглый ветер гулял вдоль прямых, как линейный аршин каналов и тёмных Петроградских улиц, задирая полы пальто редким прохожим и срывая с них шляпы. Обыватель предпочитал носа из дома не показывать – по улицам шастали рабочие военные патрули, а по подворотням хозяйничали бандитские шайки. И те и другие могли запросто ограбить, пустить пулю в затылок, а тело сбросить в канал. Отличались одни от других, только тем, что уголовники были пьяны наполовину и могли бегать, пролетарская же милиция,«в хлам» и могла только стрелять. Причем многие из патрулировавших, крайне плохо разговаривали по-русски, а некоторые языка не знали вовсе. Наступала новая эпоха и ее герои уже начинали делить мир, нагибать его под себя. Без винтовки, а ещё лучше без ручного пулемёта выйти подышать воздухом представлялось крайне рискованным предприятием.
Иногда моросил мелкий холодный дождик. Тротуары были грязны, их никто не убирал. Дворник, хоть и пролетарий, но классовой сознательности ему было далеко. Элемент, в основной массе своей подавшийся в родную деревню, предвидя скорый голод и разруху. «Революционная» фронда: матросня, фронтовые дезертиры, мешочники-спекулянты, просто пролетарии, уставшие от снулой беспросветной жизни, оценив прелесть безделья и вольницы, сбивались в разношерстные неуправляемые стаи и у больших жарких костров, которых в тот вечер по Питеру полыхало великое множество. На топливо шла мебель, заборы, магазинные вывески, а так же припасённые обывателем на зиму дрова. Все жили только настоящим днём. Завтрашний день, если и будет, то он не интересен. История делается сегодня и только сейчас. Всюду в мистическом, зловещем зареве слышались гогот, ругань и шум потасовок.
Владимир Ильич Ульянов (Ленин) пробирался к Смольному институту – бывшему пансионату благородных девиц, а ныне месту, где располагалась вся большевистская тусовка, позднее поименованная «штабом». Его сопровождал «верный пёс», он же проверенный товарищ, чухонец по фамилии Ряхья: худой, высокий, отталкивающей внешности человек, сжимающий по карманам два нагана и нервно озирающийся по сторонам.
Пара инкогнито пробиралась парками, подворотнями и тёмными улицами. В кронах деревьев Летнего сада метались зловещие тени, поверхность Невы ветер морщил крупной рябью. Выйдя из очередной подворотни на набережную, будущий вождь мирового пролетариата и его спутник неожиданно увидели ярко освещённый, ощетинившийся бортовыми орудиями гвардейский крейсер «Аврора». На корабле, судя по всему, шло гульбище. На пугающем чернотой, ненастном небосводе хаотично мелькали пускаемые с крейсера лучи прожекторов. Играла гармонь. Осипшие матросские глотки нестройным пьяным хором орали матросские песни. Иногда диссонансом звучал развратный женский смех.