Легко, конечно, сказать: лечиться. Но у кого? Какой психиатр не соблазнится идеей продать журналистам информацию о проходящем у него лечение депутате? А если таковой и найдется, то об этом обязательно разнюхают конкуренты, и информация опять-таки просочится в прессу.
Нет, лечиться нельзя. По крайней мере, сейчас.
Евгений Витальевич приблизился к зеркальной стене и внимательно взглянул на своё отражение. Нет, ну кто бы мог подумать, что у железного и непотопляемого Владимирова, может быть столь испуганная физиономия. И это он уже немного пришел в себя, а что было пару минут назад – и подумать страшно.
– Успокойся, слышишь? – наставительно сказал Евгений Витальевич своему отражению. – Ты просто устал. Надо отдохнуть – и всё пройдет!
– Это ты мне? – с издёвкой, как показалось мужчине, произнёс голос.
По гладкой поверхности зеркала пробежала рябь, как будто оно стало озером, воды которого колышет лёгкий летний ветерок, и Евгений Витальевич, исторгнув из глубин своего тела животный вопль ужаса, отшатнулся назад.
Его отражение в зеркале исчезло. Вернее, не исчезло, а изменилось. Евгений Витальевич по-прежнему видел себя, вот только лицо и тело его было покрыто страшными ожогами, некоторые из которых выглядели совсем свежими.
– Нет!
В голове у мужчины осталась только одна мысль: убить отражение, заставить его исчезнуть, не дать ему сводить его с ума.
Рука Евгения Витальевича, сжимавшая пистолет, взмыла вверх, палец изо всех сил надавил на курок, и восемь пуль одна за другой полетели в стену.
С громким звоном зеркало разлетелось на тысячу маленьких осколков, щедро оросив «стеклянной кровью» дорогой персидский ковёр.
Евгений Витальевич отступил на два шага назад и, обессиленный, рухнул в кресло. Рука сама собой потянулась к бутылке коньяка, стоявшей рядом на журнальном столике, схватила её за горлышко и подтянула к устам.
В два могучих глотка мужчина ополовинил бутылку и поставил её обратно. Алкоголь, весело бурля, пробежался по сосудам и, попав в мозг, успокоил расшалившиеся нервы.
– Что, полегчало? – раздался всё тот же насмешливый голос.
Евгений Витальевич скосил глаза на журнальный столик и мгновенно отпрянул от него: на него оттуда взирало всё то же обожжённое отражение.
– Почему ты боишься меня? Разве я сделал тебе что-то плохое? – вновь вопросил голос.