– Да-да, я сейчас! Да вот, пожалуйста! – затараторил Никодим. – Нищим милостыню подавал, на благо храма плотником трудился, жил активной церковной жизнью, за больным братом Онуфрием ухаживал…
Он всё говорил и говорил, а трое его слушателей радостно кивали головами и ухмылялись. И обозначенное поле постепенно покрывалось золотом его добрых дел. Гора стремительно росла, вздымалась всё выше и выше, и вот уже длинная тень от её вершины почти дотягивалась до места, где сидела странная компания из трёх святых и одной молодой души.
– Прекрасно! Прекрасно! – подбадривала его святая Варвара, и глаза её вновь увлажнились умиленными слезами.
– … В школе списывать одноклассникам давал, в трамвае за друга заплатил, родителям на все праздники открытки рисовал… – горячился Никодим, уже выдыхаясь и едва вспоминая свои благодетели. – Вот, кажется, всё!
– Замечательно! – вскричал отец Серафим. – Даже лучше, чем мы ожидали!
– Хи-хи-хи! – мерзко захихикал отец Иоанн, оскалив зубы в какой-то гадливой улыбочке.
И в этот момент тень от вздыбившейся горы доброты Никодима коснулась своею вершиной колена святой Варвары, и в следующий миг с резким хлопком и оглушительным стеклянным звоном она лопнула и взорвалась, взметнувшись в воздух вихрем золотых осколков, а затем медленно осыпалась наземь и исчезла, словно её и не бывало.
Никодим в ужасе смотрел на то место, где только что, как мыльный пузырь, лопнула вся добродетель его земной жизни. Затем он медленно перевёл взгляд на своих собеседников, но на их месте уже не оказалось ни батюшки Серафима, ни Иоанна Крестителя, ни святой Варвары. Там, где они сидели, остались лежать лишь зловонные кучки протухшего мяса, которое всё кишело червями и источало кошмарную вонь. На поляне он был один.
– Ааа! – В ужасе завопил Никодим. – Горелый! Погорелец, где ты? Вернись! Вернись! Прости меня, я ошибся! Я так ошибся!
Никодим бросился на поляну и стал рвать и грызть зубами сочные стебли зелёной травы. Он перекатывался, кричал и плакал горькими слезами обманутого ребёнка, потому что понял, что надули его хитрые бесы! Развели, как простака! А он-то мнил себя этаким дальновидным да мудрым! Думал, что всё-то он знает и никому его не обойти! На свой монастырский духовный опыт полагался! Дурень! И он продолжал ломать руки в припадке бессильной ярости, пока наконец не замер на траве в полнейшем опустошающем отчаянии.