А жизнь у озера – это нечто прямо противоположное.
– Ах, если бы ещё вдруг и совсем уж очень неожиданно, как я давно мечтал, Лариска заболела корью, а Аринка свинкой! – воскликнул Роман. – Но теперь уже они не успеют заболеть и остаться здесь.
– Они могут заболеть и у озера. Там, вероятно, гораздо более влажный климат, – сказал Матвей, выкладывая содержимое рюкзака на пол. – И их отправят домой.
Роман плюхнулся в кресло, поднял взгляд на Матвея и горестно усмехнулся.
– Как же! Да там болеть можешь сколько захочешь – баба Саша и дед Фёдор слова не скажут. Если вот только от приёма пищи откажешься. Но в этом случае бабушка так за тебя возьмётся, что в два счёта вылечит. Потому что эти её снадобья и прочие процедуры ни один больной человек не выдержит!
– А эти разговорчики, что она умеет на чём-то летать, – что? – спросил Матвей.
Как бы между прочим спросил. Голосом предельно равнодушным и даже не отвлекаясь ничуть (если со стороны смотреть и не очень внимательно) от производства ревизии содержимого рюкзака.
– Да на любой палке! Я тебе сто раз говорил! – закричал Роман.
– Я не думаю, что это возможно, – покачал головой Матвей. – Да и каким образом?
Матвей продолжал делать вид, что озабочен содержимым рюкзака, в котором без его ведома, конечно же, не могло появиться ничего лишнего.
– Говорит, всегда хотела. Но – работа, семья… – Роман пожал плечами. – А вышла на пенсию, уехала на озеро… Но сам я не видел.
– Я думал, только на самолёте или вертолёте…
– На самолёте, как твой отец, любой сможет.
– Как мой папа – не любой, – не согласился Матвей. – Он бывший автогонщик.
– А как мой – любой, кто за курсы заплатил. Он уже без инструктора поднимался в воздух. А теорию мы вместе изучали.
Матвей затолкал рюкзак в шкаф и обернулся. И наткнулся взглядом на лежащий на столе смартфон.
– И сотовой связи там по-прежнему нет?
– Нет, естественно! Заблудился – кричи: «Ау!» Единственное средство связи. Ау! Ау! А если бы ещё там моих всех да твоего папаши не было, мы бы совсем одичали. И научились бы со зверями и птицами разговаривать. Общались бы, прикинь, на всех языках тайги. Здорово, да?
– Не знаю, насколько это возможно.
– Возможно! Потом можно было бы и на уроках разговаривать. Хоть по-воробьиному, хоть мышиным писком.
Матвей поморщился. Не любил он ни учебное время, ни какое-либо иное на болтовню тратить.