Письмо к матери 13/1-1904 г.
Помнится, – характернейший вечер в издательстве «Гриф», где особенно переживалась нестроица; были там: иаргонавты, и грифы, и барышни «л у н н о – с т р у й н ы е», и А. А. с Л. Д.; произошел балаган; от неискренности одних, от маниловщины других; и – привирания третьих; там кто-то из теософов воскликнул, что шествует, шествует Посвященный, а Эртель, блеснувши осатанелыми от экстаза глазами, скартавил бессмыслицу, что Москва, вся объятая теургией (вот что это «что» – позабыл: преображается, что ли?) Вдруг сытый присяжный поверенный забасил: «Господа – стол трясется». Наверное, преображение мира себе он представил, как… столоверчательный акт, – увидел, что Блок – посерел от страдания, а Л. Д. очень гневно блеснула глазами; я – что говорить: все во мне замутилось за А. А за себя (за Нину Петровскую, понимавшую «Балаганчик»), вдруг вижу: А. А. очень нежно подходит ко мне; начинает подбадривать: взглядом без слов; сочувствие превозмогло в нем брезгливость к душевному кавардаку; он весь просиял; и пахнула тишайшая успокоительная атмосфера его на меня.
Вскоре вместе мы вышли; я шел, провожая А. А. и Л. Д.: шли мы в тихий снежок, порошивший полночную Знаменку; этот мягкий снежок так пушисто ложился на меховую, уютную шубку Л. Д.; помню себя я с ободранной кожей; помню: А. А., тихо взяв меня под руку, успокоительными словами сумел отходить; с того времени, в дни, когда что-либо огорчало меня, я являлся к А. А.; я усаживался в удобное кресло; выкладывал Блокам – все, все. Л. Д., пурпуровая капотом, склонив свою голову на руки, молчала: лишь блестками глаз отвечала она; А. А., – тихий-тихий, уютный и всепонимающий брат, открывал на меня не глаза – голубые свои фонари: и казалось мне, видел насквозь; и – он видел; подготовлялось тяжелое испытание: сорваться в мистерии; и потерять белизну устремлений; А. А. это знал; невыразимым сочувствием мне отвечал.
В эти дни перешли мы на «ты».
А. Белый
До 1905 года, когда в «Весах» появился беллетристический отдел, в русской символической поэзии царил хаос. «Мир Искусства» выдвигал, наряду с Бальмонтом и Брюсовым, такую сомнительную поэтическую величину, как Минский; «Новый Путь» печатал стихи Рославлева, Фофанова и др. Даже «Скорпион», даже осторожный «Скорпион», и тот не избежал общей участи: издал Бунина и в «Северных Цветах» поместил поэму того же Фофанова.