Маурисио взвыл и удрал на стойку —
как был, с вилкой в зубах. Объект разорался ещё пуще... но тут же
несколько поутих. Потому что Тётушка, не говоря дурного слова,
выложила на стойку, между парой пивных стаканов и гордым
добытчиком, предмет, состоящий в близком родстве с бейсбольной
битой. С Тётушкой Нэнси шутки плохи, это знала вся терраса Цельсий,
да, пожалуй, не только она одна. Поэтому объект выругался ещё раз —
в четверть голоса — и сел. На пол. Стула на месте не оказалось.
Взбешенный, Олаф Густафсон вскочил на
ноги, развернулся — и, как на стену, наткнулся на презрительный
взгляд, принадлежавший явной сестре паршивого воришки. Те же глаза
почти без белков — разноцветные, ишь ты! Те же вертикальные зрачки.
Те же стрелки от углов глаз к вискам. Будь её волосы не рыжими, а
серыми — вообще одно лицо. Или морда. Правая рука «сестры кота»
лежала на спинке стула, выдернутого из-под задницы Густафсона.
— В этом заведении кошек не обижают!
— шевельнулись плотно сжатые до того губы.
Некоторые привычки с практикой
развиваются до уровня инстинктов, и практики на Большом Шанхае
хватало. Поэтому перчатка, молниеносно выхваченная из кармана
короткой куртки, полетела на пол перед девицей ещё до того, как
Олаф успел пораскинуть мозгами. А пораскинуть следовало.
Пара рукоятей клинков за плечами? Ну,
это могло быть и блефом, сам Олаф не раз, не два и не двадцать пёр
напролом, имея на руках жалкую пару троек. Взгляд? То, что он
поначалу принял за презрение, было, похоже, чем-то другим. На
скорую руку покопавшись в не слишком привычных к таким экзерсисам
извилинах, Олаф вытащил на свет Божий слово «безмятежность». Именно
она лилась на него сейчас из еле заметно прищуренных глаз,
растекаясь вокруг их столика и уверенно поднимаясь к груди и
дальше, к горлу. И всё же насторожило его не это. А что?
Ботинки, понял Олаф в тот момент,
когда девица, поленившись, должно быть, нагибаться, ловко подбила
мыском одного из них брошенную перчатку. Дешёвые, порядком
потрёпанные армейские ботинки, давно и привычно обмятые по этим
конкретным ногам. А ещё волосы. Воронье гнездо, венчающее
откровенно кошачью физиономию, имело в своей основе — он не мог
ошибиться! — армейскую же стрижку, начавшую уже отрастать, но не
приведенную пока к штатскому знаменателю.