– Понимаю! – отвечала она как можно более дружелюбно. И дала себе секундную передышку перед следующей фразой, которая должна стать первой ступенькой в наведении моста этикета, коли уж она пренебрегла фактом неурочного появления у дверей гостиницы. – Да… вы правы… – еще одна драгоценная секунда, вторая ступенька на шаткой лестнице этикета и правил приличия – есть ли таковые относительно того, как вторгаться ночью к спящим людям и бесцеремонно вырывать их из неги сна… – Но, пожалуйста! Я проделала такой долгий путь… и со мной ребенок… девочка… совсем маленькая… – Она кашлянула и сменила жалостливые нотки в голосе на убеждающие, третья ступенька: – Нам просто нужно где-то переночевать. Если бы я заранее знала, что окажусь здесь, то, поверьте, непременно зарезервировала бы себе номер в вашей гостинице.
Снова послышалось недовольное женское бормотание – что-то на тему «делают, что взбредет в голову… как это не знать заранее, где ты окажешься ночью… стоит ли пускать в дом таких оглашенных…», потом к нему присоединился невнятный мужской голос. Роза еще теснее прижала дочку к себе и крепко сцепила руки, чтобы не уронить ненароком драгоценный сверток. Это был небольших размеров прямоугольный предмет, который Роза в спешке сборов – если ту бешеную лихорадку, совершаемую в беспамятстве, можно было назвать сборами – замотала в тонкое детское одеяльце.
– Ребенок? – в женском голосе послышалась неуверенность: не то готовность проявить снисхождение к ночным пришелицам, не то смутное недовольное колебание – дети часто являются неугодными постояльцами, живя в гостинице не по принятым всеми чинным правилам, а по своим собственным, вольным и не учитывающим ни обстановку, ни нужды живущих рядом людей.
– Да, ей семь лет. Она… она очень милая девочка, шуметь не станет, – поторопилась заверить хозяйку Роза и зачем-то добавила, словно имя было залогом правдивых сведений о ребенке: – Ее зовут Мэдди… – А дождь, не переставая, все поливал их из темноты.
Роза в страхе и смятении отерла лицо от капель дождя, проведя лбом по своему плечу, и замерла. Раздался лязг отодвигаемого засова, затем щелкнул замок. Массивная деревянная дверь слегка подалась внутрь, образовав узкую щель, из которой на улицу хлынул поток желтоватого света, выхватившего из темноты струи дождя, и его капли заискрились яркими огоньками. В щели возникло лицо женщины – плоское, невыразительное, без возраста. Мгновение она молча созерцала промокших насквозь мать и дочь, потом отступила на шаг и приоткрыла дверь шире, этими действиями приглашая Розу и ее дочку войти.